Импровизированная трость Лизы беспрерывно постукивает, помогая ей одолевать милю за милей. Мозоли на моих подошвах и пятках превратились в твердые мясистые шишки.
— Ты когда-нибудь была влюблена? — спрашивает она.
— Да.
— И как это?
— Захватывает дух и приводит сердце в трепет.
— А я никогда не была влюблена. По крайней мере я так думаю. Был у меня бойфренд Эдди. По-настоящему бойфрендом он, вообще-то, не был, скорее просто друг. Он поцеловал меня один раз, а после этого больше ни разу со мной не заговорил. Я проплакала целую неделю. Как ты думаешь, это была любовь?
— Может быть. Только ты можешь знать это наверняка.
— Я думаю, это не было любовью. Надеюсь. Но также надеюсь, что это была любовь. Потому что я не хочу умереть, не влюбившись хотя бы один раз.
Тогда
Джеймс сидит на софе и, откинувшись на спинку, сосредоточенно изучает учебник размерами больше, чем его голова.
— Ну и что ты думаешь, Человек дождя?
Я смеюсь.
— Боже мой, ты не можешь его так называть.
— Очень даже могу. — Джеймс подмигивает мне.
Рауль оборачивается ко мне от вазы и улыбается такой ослепительной улыбкой, что я вспоминаю о солнцезащитных очках.
— Я знаю, как они меня называют за глаза. Могло быть и хуже. Как у Джеймса.
Джеймс пожирает Рауля глазами каждый раз, когда отрывается от книги. Отчасти похотливо, отчасти восхищаясь квалификацией молодого коллеги.
Рауль не обращает на это внимания.
— Она, должно быть, древнегреческая.
Джеймс вскидывает голову, как попугай.
— Именно это я и сказал.
— Но из какой эпохи? — произносят они одновременно.
— Похоже на недостающее звено, — заявляет Рауль, — связывающее два исторических периода.
Рауль потирает пальцами свои тонкие губы.
— Напоминает одну вещь, которую я однажды видел. Правда, только на картине, и художник был не грек. Ящик Пандоры.
— Вот! — произносит Джеймс так, будто это дает ответ на все вопросы. — Ева из греческой мифологии. Вы, женщины, чрезмерно любопытны.
Я слышала историю о женщине, которая открыла ларец и выпустила все беды, тут же накинувшиеся на мир. Однако я не улавливаю связи между этой легендой и моей вазой.
Рауль правильно прочел мое смущение.
— Все дело в одной маленькой ошибке, вкравшейся в перевод произведений Гесиода.[15] То, что обычно считают ларцом, в действительности является вазой. Зевс одарил ее простой вазой, наподобие тех, в которых хранят еду или кости…
— Вроде оссуария,[16] — вворачивает Джеймс.
— …а затем запретил ей открывать крышку.
Мы все смотрим на вазу, на ее крышку, тщательно запечатанную по краю воском.
— Естественно, она открыла ее, — говорит Джеймс. — А кто бы не открыл?