— Но мы все должны жить с ним, — сказала Элфрида. — Прошлое никогда не кончается. Оно живет в настоящем.
— Это утверждение верно, — сказал я слишком громко. Должно быть, я был очень встревожен. Моя грудь болела. Я чувствовал, что заболеваю. — Это утверждение есть интеллектуальное заблуждение. Это утверждение, — сказал я, — это утверждение неприемлемо… неприемлемо для меня ни сейчас… ни в любое другое время.
Я покинул ее. Я должен был это сделать. Я кое-как добрался до ближайшей ванной комнаты и сел на край ванны. Я судорожно глотал воздух, обливаясь потом, но был спокоен и пытался во что бы то ни стало преодолеть удушающее давление в груди. Через некоторое время я почувствовал облегчение. Дыхание стало более регулярным, и боль успокоилась. В конце концов я смог двигаться. Держась за вешалку для полотенца, я осторожно поднялся на ноги, остановился на секунду, чтобы удостовериться, что нет рецидива, и затем медленно пошел обратно в гостиную.
Элфрида ушла. Алисия, одетая для ужина, ждала меня.
— Корнелиус, ты болен? — спросила она, увидев мое лицо.
— Астма. Я не смогу пойти на ужин. Скажи Сэму и Вики, что я очень сожалею.
— Это Элфрида? Я слышала, как вы кричали друг на друга, и подумала…
— Я не хочу говорить об этом.
Она стояла молча, ее руки в перчатках крепко сжали вечернюю сумочку, украшенную драгоценными камнями, я страстно желал ее в этот момент, хотя знал, что она для меня за пределами досягаемости.
— Кевин был прав, — сказал я больше для себя, чем для нее. — Пытаться общаться с людьми… очень трудно… однако никто не хочет оставаться в одиночестве. Одиночество подобно смерти. Алисия…
— Да? — Она была бледна от беспокойства, огорчена из-за моей очевидной болезни. Я видел, как она крутила в руках маленький ремешок, усыпанный драгоценными камнями.
— Ты помнишь на прошлой неделе… в газете… сообщение о том, как умер последний из Стьювезантов?
Она была сбита с толку моим вопросом, но сделала усилие, чтобы ответить.
— Да, бедный старик! Он был последним из знаменитой нью-йоркской семьи и многие годы жил затворником. Это все довольно трогательно, правда?
— Он умер один, — сказал я. — Один из самых богатых людей в Нью-Йорке… совершенно один в большом особняке на Пятой авеню… и он умер один.
— Корнелиус, садись, я сейчас позову врача. Ты взял лекарства или они в ванной?
— Он был совершенно изолирован, — сказал я. — Он ни с кем не общался… не общался… Это все вопрос общения, ты понимаешь? Элфрида не поняла, но это все вопрос общения. Я должен был иметь власть, ведь мне приходилось общаться, как я мог общаться без власти? Никто не обращал внимания на меня… Стив Салливен… никогда не обращал внимания, но я обращал внимание на него. Я с ним держал связь. Единственный способ… для всех, подобных мне… но это не получается? Почему я так одинок? Алисия, ты слышишь меня! Ты слышишь, о чем я говорю?