Они всерьез подумывали о женитьбе, хотели снимать квартиру – надоело встречаться в общаге, где жил Данька, или у Лары, когда родители уходили на работу, а младший брат – в институт. Собственно, квартиру Данька уже снял и перевез туда свои вещи. Лара на неделю уехала к бабушке и вот-вот должна была вернуться.
Если бы не дурацкая «жигулюха»…
Теперь он уже не был уверен, что Лара ищет его, – и ненавидел себя за эти сомнения. Но тот голос в трубке…
В конце концов, есть же какая-то централизованная система поиска, телефоны, по которым звонят, когда ищут пропавших! Почему же Лара не нашла его? И что значили те слова: «Ее нет»?
Данька уже намеренно терзал себя воспоминаниями: о совместных походах в театр, где Лара любила иногда делиться с ним впечатлениями прямо по ходу спектакля – и при этом нежно щекотать ему губами ухо; вспоминал ее спящей: на лице растерянное детское выражение, волосы, похожие на гнездо птицы-растрепы, и розовым островком выглядывает из-под одеяла теплая пятка; вспоминал, какой пылкой и в то же время уязвимой она могла быть; вспоминал…
И, как гвоздь в сердце, вбивал в себя мысль: «Всё это в прошлом. Потеряно навсегда». Не хотел верить, но заставлял сердце (стальной стержень впивается глубже и глубже… уже почти не больно) – заставлял привыкать.
Привыкал.
До вечера.
Вечером зажег свет, и руки сами собой потянулись к бумаге с карандашом. Данька и не заметил, что пытается нарисовать Ларин портрет, – но когда увидел, что получается: уродливый, состоящий из ломаных линий профиль, – скомкал бумагу и выбросил в окно. Белый комок полетел в кусты и спугнул таившегося там бомжа-бутылкодобывателя – да так и остался лежать в листве, перышком ангела в асфальтовой луже.
Назавтра в палату явился с обходом Михаил Яковлевич, вернувшийся из очередного загула-запоя. Выглядел немного подавленным, спросил о самочувствии, предложил Даньке пройтись по палате, похвалил, мол, идете на поправку; наконец, опять завел разговор о рае.
– А могли бы вы нарисовать ваш рай? С ангелами «нимбастыми», с решеткой? Но без проволоки поверху. Не карикатурный – настоящий.
– Знаете, Михаил Яковлевич…
– Сложно? Рука еще не разработалась? – догадался доктор. – Это ничего, упражняйтесь, и навыки постепенно восстановятся. Сухожилия и кости не повреждены, организм у вас крепкий – осилите.
– Вы еще Мересьева вспомните.
– Может, и вспомню, – серьезно отозвался Михаил Яковлевич. – Но надеюсь, обойдемся без крайних мер. Посудите сами: где я вам медведя возьму? Но рай, – сказал уже от двери, как бы между прочим, – нарисуйте. Во всяком случае, попробуйте. К сожалению, большинство людей вообще не способны представить ни рая, ни ада.