Выдался однажды тихий денек. Немцы молчали, да и у моряков не было особой нужды их тревожить — копили силы. Мы сидели в землянке артиллерийских разведчиков возле деревни Суворово, отдыхали, говорили о прошедших боях.
— Недавно я познакомился с одним моряком, — рассказывал младший лейтенант Мовчун, начальник разведки дивизиона Мамаева. — Комбриг поручил мне разведать позицию орудия крупного калибра у Яропольца. Это орудие не давало нам покоя. Его осколочные снаряды обладали большим поражающим действием. Взял я одного краснофлотца по фамилии Вольный и затемно вышел из Суворова. Сначала шли оврагом до шоссейной дороги. Когда начало светать, до линии немецкой обороны оставалось не более километра. Вдалеке виднелись занесенные снегом дома да возвышавшийся купол колокольни. Перед нами лежала низина, кое-где из снега торчали редкие кусты. Осмотревшись, поползли по придорожной канаве. Долго ползли. Затем свернули в сторону, к небольшому кусту. Залегли и начали наблюдать. Первым заметил замаскированное орудие фашистов Василий Вольный. Был у него глаз зоркий, наметанный. До фронта он служил сигнальщиком на корабле.
«Вон она, треклятая!» — выругался краснофлотец.
Я пригляделся. Из-под снежного купола, метрах в трехстах, прямо против нас, выглядывала фашистская пушка. Она медленно поводила из стороны в сторону хоботом и уставилась единственным круглым глазом на наш куст.
«Берегись, сейчас пальнет», — сказал я Вольному и уткнулся в снег.
Раздался выстрел. Со свистом, как истребитель, пронесся над нашими головами крупный снаряд и разорвался далеко в тылу.
«Теперь бы пушечку связочкой гранат угомонить», — заметил мой напарник.
Пушка сделала еще несколько выстрелов. Фашисты, видимо, проверяли пристрелку рубежа. Наблюдая до рези в глазах, мы заметили еще несколько куполов меньших размеров. Я все виденное нанес на планшет. Потом пошел густой мокрый снег, и мы стали отползать.
Вольный очень просил меня дать ему «поближе» познакомиться с пушечкой. Но наша задача — разведка, и мы вернулись домой. Я доложил полковнику результаты. Он остался доволен, но по каким-то соображениям счел нецелесообразным в этот день открывать огонь на подавление фашистской артиллерии. А так как противник время от времени менял позиции своих батарей, то комбриг приказал с рассветом еще раз сходить в разведку. Для отдыха мы с Вольным расположились в крайнем домике, чтобы было ближе добираться до передовой. Засыпая, я видел, как мой напарник финским ножом гладко обстругивал толстый брусок дерева. Дневальный разбудил нас часа за три до рассвета. Мы быстро собрались и пошли, но уже другим путем. В этот раз к знакомой канаве пришли затемно. Куста не видно.