Конечно, меня немножко удивило, что на лестнице нашего городского дома к перилам третьего этажа веревкой привязан барашек. Он так меня заинтересовал, что на двух кур в небольшой деревянной клетке я и внимания не обратил. Их кудахтанье доносилось до первого этажа, и я сразу догадался, что госпожа Ульяф собирается готовить праздничный ужин. Она уже как-то, к ужасу родителей и остальных соседей, зарезала на лестнице курицу.
Семейство Ульяф с четырьмя сыновьями и тремя дочерьми приехало в Израиль из Узбекистана и поселилось в квартире этажом ниже. Говорило оно на бухарском, диалекте таджикского, который для евреев Средней Азии — все равно что идиш для восточноевропейских. Младшие дети семейства Ульяф были моими одноклассниками. Я с ними ладил.
— В этом городе вам будет хорошо, — заверил моего отца сотрудник израильской Иммиграционной службы, когда в конце октября семьдесят пятого мы опять вернулись в Израиль из Амстердама. — Городок небольшой, под Тель-Авивом, в самом сердце еврейского поселения Эрец-Израэль, на полпути между Ришон-ле-Сионом и Реховотом, там одни эмигранты из Союза живут.
Правда, чиновник забыл упомянуть, что большинство жителeй родом не из России, а из отдаленных районов Средней Азии и Кавказа.
— Я уехал из Ленинграда, чтобы жить на своей исторической родине бок о бок с такими же, как я, — сетовал отец. — А меня вместо этого в какой-то кишлак ссылают: не поймешь, то ли ты в Израиле, то ли в деревне узбекской, таджикской или киргизской. Значит, надо было двадцать лет назад соглашаться и по распределению в Самарканд ехать — был бы сейчас состоятельный человек. Там не то что в Ленинграде, кто знает, глядишь, юридическую карьеру сделал бы, а то и до прокурора бы дослужился. А я все в Европу рвался. И дорвался, нá тебе!
Большинство переселенцев из Самарканда, Ташкента или Бухары уже давно овец на лестнице не резали, но господин и госпожа Ульяф были родом из маленького городка на узбекско-таджикской границе и от своих старинных обычаев отказываться не торопились. Барашка они привязали, больше некому.
И точно, отворилась одна из трех дверей на лестничной площадке, и передо мной вырос смеющийся господин Ульяф, полный пожилой человек с влажно поблескивающими глазами и окладистой, почти совсем седой бородой. Я вздрогнул, выпустил барашка, покраснел и смущенно пробормотал:
— Я его только понюхать хотел.
— Ты его лучше вечером понюхай, на блюде, — посоветовал господин Ульяф. — Уж мы такой вкусный плов приготовим…. Мы же сегодня помолвку моего старшего отмечаем.
— И вы что, этого маленького барашка зарежете? Такого маленького, хорошенького, пушистенького?