Каждый вечер она громко повторяла одни и те же фразы из учебника:
— Excuse me Sir, could you tell me what time it is? Yes of course, it's half past five. Thank you very much.[29]
Отец между тем внимательно смотрел из окна на звезды, как будто собирался пересчитать все до единой.
— Tell me my dear, — спрашивала мама, — how was your day?[30]
— Оставь меня в покое, — огрызался отец, — надоело уже. Ты что, про себя учить не можешь, молча?
Но умолкала мама только, когда отец включал маленький черненький приемник, привезенный еще из Союза, чтобы слушать по-русски на коротких волнах «Голос Америки». Позывные — мелодию, открывавшую каждую передачу, — я знал наизусть и часто потихоньку напевал ее, доводя маму до белого каления. Мама «Голос Америки» терпеть не могла, потому что отец всегда требовал, чтобы во время передач мы сидели, как мышки, не смели ни разговаривать, ни по комнате ходить. Каждый вечер раздавалось объявление по-английски: «This is the Voice of America from Washington, D. C, broadcasted in Russian».[31] По-английски я тогда почти не говорил, поэтому перепутал слово «voice» с «boys»[32] и неизменно воображал компанию симпатичных, дружелюбных молодых американцев, которые просто облагодетельствовали моего отца своей передачей…
Как-то раз я увидел во дворе Зинаиду Борисовну и сразу понял: что-то случилось. Обычно она встречала меня веселым возгласом: «Доброе утро, молодой человек! Как спалось? Как настроение?» Но теперь она мне только кивнула, не говоря ни слова, поставила ящик с пирогами на прилавок, отерла платком пот со лба. Она была какая-то бледная, не такая, как всегда, часто останавливалась и переводила дух.
— Отравилась, — пояснила она, когда мы устроились на нашем обычном месте. — Полночи в туалете просидела, едва на ногах держусь, голова кружится… Наверное, температура… Муж меня чаще сменять будет…
— А почему муж вместо вас пироги не продает? — спросил я.
— Потому что все вы, мужики, — неумехи ни на что не годные, — грубо ответила она.
Я решил Зинаиду Борисовну больше не беспокоить, открыл книгу и стал читать.
До обеда муж Зинаиды Борисовны раз пять приходил. Около четырех он объявил, что, как всегда, часок-другой соснет, а этак к шести снова заглянет. Примерно в половине пятого Зинаида Борисовна схватилась за живот, застонала и пробормотала:
— Ну вот, опять, чтоб ему пусто было! Опять в туалет бегу.
Она смерила меня оценивающим взглядом.
— Ну что, подменишь меня на четверть часика? Мальчишка ты вроде сметливый.
— А как же! — воскликнул я: еще бы, вдруг такое развлечение подвернулось, а потом, мне же доверие оказывают, честь-то какая!