– Речь идет о вашем воспитаннике Борисе Григорьеве. У меня есть все основания полагать, что этому ребенку не место в дружном и здоровом коллективе.
Циклоп пошевелился у окна, но не проронил ни слова.
– Сегодня все усилия нашей партии и правительства, – невозмутимо продолжал Владимир Ильич, – направлены на воспитание здорового и сильного поколения, свободного от предрассудков, страхов и иных атавизмов, которые…
– Это понятно, – перебил его Абдуразаков (маленький рыжий человечек вздрогнул и бросил пронзительный взгляд на директора). – Что же конкретно вас настораживает в Григорьеве?
– Это вас должно настораживать, а не меня, – медленно, но твердо поправил его Владимир Ильич. – Мое дело – факты. И объективные рекомендации.
Рыжий взял со стола свою папку, долго перебирал бумаги, слюнявя пальцы, и наконец вынул один лист.
– Борис Григорьев, – проговорил он, сползая голосом почти до хрипа, – утверждал неоднократно, что убил свою сестру по имени Галинка…
– Мальчик когда-то был потрясен гибелью своих родных! И это многое объясняет! – с жаром воскликнул Циклоп, соскользнув рукой с подоконника и чуть не потеряв равновесие. – Он – круглый сирота!
– Это мне известно, – спокойно ответил рыжий. – Но он утверждает, что убил сестру. С тех пор Борис Григорьев угрожает подобной расправой окружающим его людям и прежде всего детям.
– Он не угрожает! – опять воскликнул Циклоп, поправляя дрожащими руками сползающие очки. – Он страдает! Мальчик убежден, что является причиной несчастий других людей! Это не вина его. Это – беда!
– Об этом я и говорю, – кивнул Владимир Ильич, – именно – беда. Он запугивает детей своими пророчествами, сеет панику среди них, делает их неуправляемыми и неуравновешенными. Очень показателен случай с Фатеховым. Косвенной причиной гибели этого ребенка могло быть то обстоятельство, что Григорьев постоянно его запугивал, угрожал ему, предрекал ему неминуемую смерть.
– Это не так! – крикнул Циклоп и все-таки уронил на пол очки.
Рыжий терпеливо наблюдал, как учитель поднял их, протер дрожащей рукой единственное стекло, и ждал, что последует за этой репликой. Но Циклоп больше ничего не сказал.
– Я беседовал с детьми. С его соседями по общежитию, – продолжал Владимир Ильич. – Они опасаются быть заколотыми неведомым кинжалом, который, со слов Григорьева, похож на крест!
– Мальчик считает, – опять вставил Циклоп, – что крест способен остановить его беды. Это символ, не более. Кинжал – тоже символ…
– А эта таинственная тетрадь! – воскликнул Владимир Ильич, словно пытаясь окончательно сокрушить своего оппонента у подоконника. – Тетрадь, в которую Борис Григорьев постоянно что-то пишет. Каждый день, каждый час! Тетрадь, покрытая ореолом загадочности, суеверного ужаса и фатальных пророчеств! Мне вдруг стало любопытно: почему же она не кончается? И я ознакомился с ее содержимым.