…Резолюцией окружного суда Михаил Николаевич Евсеев был приговорен к смертной казни через повешение.
Полина Ивановна Воротынцева приговорена к смертной казни через повешение.
Расстегаев Константин Виленович был приговорен к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, а также осужден на семь лет каторжных работ. Опытный адвокат искренне ликовал, торжествуя победу, и поздравлял своего подзащитного, который почему-то совсем не радовался предстоящему каторжному будущему и тихо всхлипывал, по-детски вытирая грязным рукавом слезы, исподволь поглядывая на красивую жену. «Семь лет! Как пить дать не дождется! Изменит… Бросит… Сука», – проносилось в воспаленном мозгу убитого горем бывшего почтового начальника.
Корреспонденты всех трех местных газет на ходу дописывали в блокнотах последние слова зачитанных приговоров и торопились в редакции, чтобы успеть передать материал в утренние газеты, с кричащими заголовками сенсационных статей.
У самого здания окружного суда собралась малочисленная, человек восемь-десять, стайка молодых людей (преимущественно гимназистов старших классов), с растянутой выцветшей простыней, на которой корявыми черными буквами было выведено: «Позор царизму! Свободу героям революции». Когда осужденных выводили на улицу, молодежь начала забрасывать их цветами, а одна юная девушка исхитрилась и поцеловала Евсеева в щеку. И в этот момент Полине вдруг показалось, что Михаил на мгновенье очнулся от религиозного летаргического сна, и в его глазах промелькнуло хорошо знакомое пламя безудержной и дерзкой отваги. Но оно быстро угасло, превратившись в слабый, еле живой огонек, в конце концов совсем потухло в лишенном рассудка взгляде, отняв у нее слабую надежду на его прозрение.
Полина так и не заметила, что той юной и отчаянной девушкой была… Вероника Высотская.
Если у человека остается три или четыре недели жизни, он старается отодвинуть мысль о трагической развязке на неопределенное будущее. Но по вечерам сознание приговоренного неотвратимо фиксирует, что путь до могилы сократился еще на сутки. А ведь было время, когда тюрьма и смерть представлялись ему чем-то далеким и не имеющим к нему никакого отношения. Да и с ним ли это было?
Два с половиной шага в ширину и четыре в длину. По внутреннему полицейскому циркуляру, на каждого заключенного в России отводится одна кубическая сажень тюремного пространства, или четыре с половиной квадратных метра в европейском метрическом исчислении. Но через некоторое время и эта невеликая площадь сузится до размеров могилы. Или нет? «А если за гранью жизни – новая жизнь? Или вообще бессмертие? А может, там другое состояние? А что, если душа, вырвавшись наконец из тесной клетки человеческого тела, обретает иную форму?» – так или почти так мыслит каждый обреченный на смерть узник. Но если об этом думать постоянно, то можно сойти с ума… А чтобы этого не произошло, арестанты пытаются каким-то образом отвлекаться. Кому-то это удается, а кому-то нет. Одни считают кирпичи в стенной кладке, другие – птиц, пролетающих мимо зарешеченного окна, третьи принимаются бегать по камере, размышляя днем и ночью, как совершить побег, а иные читают жития святых, поют псалмы и произносят молитвы, найдя смысл существования в покаянии. Но как только они заслышат о том, что кого-то помиловали или ожидается царский манифест, – сразу появляется надежда, тоненькая, как весенняя травинка, а вместе с нею и неуемная жажда жизни.