Конечно, рассказ мой был лаконичным, но, начав свое повествование, я вспоминал всякие старые дела, облегченно вздохнув в конце: как хорошо, что жизнь научила меня не быть всегда ленивым!
— А тут ты, бац! И мне промеж глаз. Теперь навсегда останется. Что дома скажу — даже не знаю, — похлопал я по плечу своего благодарного слушателя.
— Что, что останется?
— Как что? Косоглазие.
Стюарт пристально заглянул сначала в один мой глаз, потом в другой. Я поспешно свел очи к переносице.
Валлиец вздохнул и махнул рукой. Жестом факира достал откуда-то чуть ли не из зада чайник:
— За победу?
Я пару раз хлопнул в ладоши, перехватил «Тефаль» за ручку:
— За нашу победу! — приложился к носику, утолив жажду, которая, оказывается, мучила меня.
Стюарт тоже с видимым облегчением хлебнул теплую воду, оттер губы ладонью и сказал:
— Лучше, чем пиво. Вот попали мы с тобой в ситуацию! Чертов старый хрыч! — он потряс кулаком куда-то вверх. — Сиди теперь, нервы себе трать. Поставил бы моряков по бортам, а то переловили всех, как курей! Тут с ума можно сойти!
— Да не думаю, что нам долго ехать. Как встанем, будем выбираться. Терпение, мой друг, терпение.
Как бы в ответ шумы за цистерной насытились новыми звуками. Мы переглянулись — опыт механиков со стопроцентной гарантией говорил, дело близится к швартовке. Оставалось ждать совсем недолго. Во рту, несмотря на нечастые глотки из чайника, было постоянно сухо. Как известно, хуже нет, чем догонять и ждать. Поэтому, коротая время, мы придумывали планы побега. Много всяких никудышных планов. Так ничего и не решили, когда судно плавно навалилось на причал.
— Все, встали. Сейчас главный двигатель отобьют (приведут в состояние, готовое к запуску) — и надо двигать.
Наступила тишина, когда постепенно умерли все звуки ходовых механизмов. Мы сидели в молчании и крутили глазами туда — сюда. Снова хотелось пить. Вдруг Стюарт показал мне полукивком головы в сторону щели. Я, холодея, обернулся и увидел луч света, который дергался по борту. Потанцевал слегка и потух. Послышались голоса. Невидимые нам бандиты разговаривали между собой: кто-то подобострастно хихикал, кто-то виртуозно страдал метеоризмом. Наконец, голоса удалились и резко смолкли — ушли за переборку.
Мы разом выдохнули из себя весь воздух, окаменевший в легких. На лбу выступили крупные капли пота. Я пихнул Стюарт в бок:
— Видал?
Тот ответил мне зловещим шепотом:
— Тихо. Помолчим минут пятнадцать — двадцать. Пусть они выгрузкой начнут заниматься.
Мы просидели почти час — трудно было решиться вылезти отсюда, где мы в безопасности. Относительной, конечно.