С этими словами он отрезал себе кусочек, а остальное отодвинул в сторону.
— Что будет теперь с Германией? Что будет со всеми нами, Лекс? — спросила она.
— Не знаю, Тильда, этого я пока не знаю, — задумчиво ответил Михаэлис.
Что же будет теперь с Германией? — этот вопрос волновал Михаэлиса уже давно, но теперь его надо было решать без промедления.
Долго сидел он, задумавшись, у стола, и Матильда притихла где-то в уголке, ощущая важность этой минуты, боясь нарушить течение мыслей мужа. О чём он думает сейчас? Наверное, о чём-то очень тревожном, но радостном. Вот так всю жизнь с ним — никогда не бывает покоя! Даже в день возвращения из лагеря, в день спасения, не может оставаться спокойным, беззаботным. Завтра будем думать о делах и о будущем! Завтра!
Нет, видимо, не удастся отложить это дело на завтра. Вот он уже встал, прошёлся по комнате. Матильда знает не только выражение его лица, но и каждое движение. Он не усидит ни одной минуты без дела.
— Ты не знаешь, — послышался тихий голос, — Бертольд Грингель в городе?
— Кажется, да.
— Очень хорошо. А Дидермайер?
— Не знаю.
— А Ганс Нушке?
— Нет, он погиб на фронте.
— Ты не хочешь пойти погулять?
Матильда внимательно посмотрела на мужа.
— Может быть, лучше я приглашу их всех сюда? — несмело сказала она.
Лекс рассмеялся:
— Чего ты боишься? Теперь нам бояться нечего. Кажется, пришла именно та минута, когда надо показать всему миру, что в Германии тоже есть честные люди.
— Это не опасно, Лекс?
— Раньше у нас быть честным человеком всегда было опасно, — улыбнулся он, — думаю, что теперь эта опасность миновала. Ты понимаешь, у меня появилось чувство ответственности за всё, что происходит в нашем городе…
— При чём здесь ты?
— Сам не знаю, но чувство это не исчезает. Пойдём.
Они пошли на прогулку, которая очень напоминала путешествие по кладбищу. Они заходили в знакомые дома и очень часто слышали:
— Разве вы не знаете? Погиб на Восточном фронте.
— Даже могила его неизвестна, так спрятали его гестаповцы.
— Ничего не известно, пропал без вести.
Несколько старых друзей всё-таки нашлось. Многие ещё не пришли в себя от происшедших событий, и появление Михаэлиса озадачивало и смущало их. Однако это чувство очень скоро рассеивалось, слишком хорошо знали они Лекса, совершенно точно знали, за что гитлеровцы посадили его в концлагерь. В сердцах уже зарождались смелые и очень радостные мечты, но высказать их ещё не решался никто.
— Завтра пойдём в комендатуру, поговорим с комендантом, — решил Михаэлис.
Это предложение кое-кому показалось очень смелым.
— Может быть, пусть они нас позовут, — предложил Дидермайер.