— Если бы вы не встретились с брянскими стариками, что тогда? С чего начали бы?
— Если бы я не встретился с ними, у меня бы долго — долго ничего не получалось в прозе. Они дали мне дыхание, какую‑то музыкальную ноту, и не только музыкальную. Скажем так: ноту правды.
— Что пишет вам молодой человек из Загорска?
— Хочет бросить Загорск. Я ответил ему: ни в коем случае! Нельзя человеку, ищущему себя в литературе, покидать такой золотой русский городок… Да и как же иначе… Национальные корни, первородность, жизнь отцов, матерей, предания — основа творчества. Надо жить с людьми долго. Как помогало Льву Николаевичу Толстому то, что перед его глазами проходила вся жизнь какого‑нибудь яснополянского мужика (детство, молодость, старость). Завидую Василию Белову, он живет на милой своей родине… Носов, Распутин, Потанин — тоже. Живите среди родных людей, написал я в Загорск. Я хотя и сказал, что юг сберег мою душу, но понимаю и другое: я немало потерял, вырвав себя из родного гнезда…
— Насколько злободневным, по — вашему, Виктор Иванович, явилось ваше последнее крупное произведение — роман «Когда же мы встретимся?»?
— Мне трудно судить о злободневности моего романа. Я ведь писал о своем поколении. Я получаю письма и восторженные, и гневные. С берегов Амура из воинской части написал молодой солдат. Его друг служит за границей. Так вот они, люди позднего поколения, «ухватились» за тему дружбы, которая лиричнее всего звучит, кажется, в первой части, когда героям моим было восемнадцать лет. Что‑то им там близко. Есть письма пенсионеров, учителей — очень критические, осуждающие. Людям старшего поколения показалось, что мои герои в 25–30–летнем возрасте слишком вольно, весело и безответственно живут. Я не согласен с ними. У меня, наверное, есть художественные просчеты, и оттого не совсем ясна кое — где позиция героев, а некоторые рискованные ситуации воспринимаются старыми читателями слишком болезненно. «Когда же мы встретимся?» — запоздалое произведение, его следовало написать лет на десять раньше. Я чуть — чуть изменился, постарел. Откровенная лирика стала глуше. Я хотел высказаться о дружбе, любви, об одиночестве. Я мечтал, чтобы роман вбирал в себя все, так или иначе касавшееся жизни нашего поколения. У меня не все получалось.
— Очевидно, написание романа знаменует для вас новый этап творчества и в отношении жанра в частности?
— Да, чувствую, что в рамках рассказа, повести тесно стало. Рассказ и роман — лужица и море. Я люблю, когда герои живут долго. Вообще же, когда пишу, не знаю, какой будет размер, что получится: рассказ, повесть, роман, — вещь сама растет. «Когда же мы встретимся?» намечал в объеме двенадцати — четырнадцати листов, вылилось в двадцать два. Если вещь не насиловать, давать героям развиваться вольно, если правда с самого начала расставила точные акценты, то само собой все закругляется. Последнюю точку ставишь не ты, а жизнь, которую изображал. Если изображал точно и правдиво.