— Кто, на ваш взгляд, приобщился к тайнам слова?
— Назову опять же Юрия Казакова. Годы проходят, его помнят, читают и любят. Явились новые прекрасные писатели, открыли нам русский Север, а рассказы «Адам и Ева», «Ночлег» ничуть не померкли. Хотя, казалось бы, чего уж там коснулся Казаков? Какие народные характеры отобразил? Какие проблемы поставил? Вроде бы всего коснулся чуть — чуть, но почему так щемит, почему можно много — много раз перечитывать его? В чем здесь дело? Что за чудо это искусство? Легкое только, кажется, касание, но все равно жизнь! Все равно правда!
— К каким жанрам, по — вашему, тяготеет сегодняшняя литература?
— Сейчас мы, по — моему, идем в литературе к более социальным произведениям. Мы ждем романов, повестей, пьес страстного накала. Ждем «глобальных» характеров. Лирика? Лирику читать трудно, если нет мыслей, причем мыслей разнообразных. Если и жить лирической прозе дальше, то благодаря потрясающей откровенности и глубоким, умным исповедям…
— Как вы пишете?
— Каждый раз, чтобы писать что‑то, я должен взлететь. Хотя бы чуть — чуть… Не люблю завхозов в литературе — они видят в жизни одни материальные отношения, высматривают, где что не так лежит, какую доску прибить, оторвать, покрасить. Всякое художественное произведение — создание поэтическое, у него есть крылья…
— Сколько мне известно, для вас Пушкин, Толстой, Бунин, Шолохов — любимые учителя. Однако правомерно ли гозорить о прямом ученичестве?
— Ну, что касается Бунина, то могу, простите, сослаться на свое, уже опубликованное письмо: «Учиться у Бунина бессмысленно. Я просто любил его тему, в то время я тосковал по среднерусским деревням, и Бунин подкреплял мою тоску. Я был склонен к грусти, к элегии — все это было в рассказах Бунина. И всегда была в его вещах мелодия, тот «звук», без которого — сам признавался — он не мог написать первую строчку. Так вот, музыка, тон, протяжность совпадали с настроем моей души — и это правда, это не громкие слова. Поэтому я принимал Бунина как родного…» А Шолохов, его «Тихий Дон»… Писатель, роман которого можно перечитывать бесконечно, присутствует в твоей душе до самого конца — как и все великое, что было на земле. Что значит быть «представителем шолоховской школы» в литературе? По — видимому, иные авторы романов о гражданской войне относят себя к этой школе. Они рабски брали у Шолохова только внешнее, каждый как бы старался написать свой «Тихий Дон» на материале своего местечка. На этом и кончался урок классика. Писатели, потонувшие в быте, в областных словечках, в создании двойников Пантелея Прокофьевича, Ильиничны, Дарьи, Митьки Коршунова, генералов и простых крестьян, не поклонились в душе Шолохову за его беспощадную правду. То есть отсутствие главного у писателя — милосердия, великой души, последнего сочувствия любому герою — отодвигает его от Шолохова на далекие расстояния, и ни о какой школе тут говорить не приходится. По — моему, гораздо большее влияние оказал Шолохов на позднее поколение писателей, которые любят его прежде всего за правду и святую народность. Ими стали писатели из плеяды «деревенской прозы…».