- Нюрка! - хрипло позвал племянницу. - Нюрка! Язви тя в корень, девка шалопутная!
- Туточки я, Григорий Ефимович! - из-за полога дверной занавеси высунулась Нюрка, остроносая и подвижная, хотя и располнела в последнее время на сытой жизни.
- Тащи, как обычно! - скомандовал «старец».
И минуты не прошло, в комнату вновь влетела Нюрка, с подносом, на котором красовалась запечатанная бутылка мадеры, любимого распутинского напитка, тарелка с крутосваренными яйцами, стакан и кусок хлеба с половинкой свежего огурца.
Следом, как привязанная, - Катя, Екатерина Печенкина, самая первая Гришкина полюбовница. Ее еще малолетней Распутин совратил в родном Покровском, а потом, укрепившись под царицкиной дланью, выписал в Петроград в качестве прислуги, Нюрке в помощь.
Обеим дел в распутинской квартире на Гороховой хватало выше головы: стряпать, прибирать за бесконечными гостями-посетителями, стирать, да еще и ублажать периодически «старца», когда рядом с ним не крутится очередная барыня-мадама из благородных. Через пару комнат, в другой, изолированной половине квартиры, жили сами по себе законная супружница Григория Ефимовича - Прасковья и две его дочери, старшая Матрена и младшая Варька.
- Пошто, курицы, не откупорили мадерцу, бесовско отродье! - прогрохотал Распутин, почесывая в паху. - Давай, лей стакан до краев!
Катя, сноровисто вытянув пробку, набулькала вино в граненую емкость. Григорий махом вылил стакан в глотку, зажмурился, слушая движение мадеры по жилам, с кхеканьем выдохнул и потянулся за огуречным бутербродом. Откусил половину, остаток подал Печенкиной.
Это уже своего рода ритуал сложился, всегда производивший впечатление на публику: обязательно черный хлеб с огурцом свежим из немецкой теплички в Петергофе, обязательно только один укус, а надкушенная половинка - как знак особой благодати от Григория Ефимыча.
Катерина тут же и захрустела, жеманно закатывая глаза, хотя публики не было, а Нюрку это всегда смешило. Как и вторая часть ритуала пробуждения - поедание «святым старцем» крутых яиц. В один присест мог слопать до дюжины, без хлеба и соли, а скорлупу обычно разбирали экзальтированные дамы, почитавшие за честь присутствовать в прихожей в час распутинского пробуждения. Скорлупа считалась божественной и бдительно хранилась по дамским ридикюлям.
- Тут до вас, Григорий Ефимыч, одна барыня добиваются. С ранешнего утра телефонируют, - недовольно промолвила Нюрка, железно уяснившая, что ежели начинаются эти електрические «трень-брень», то вскоре набьется полная квартира самого разношерстного люда - от княгинь благородных кровей до откровенных пройдох, причем, чаще всего, самые «благородные» составляли с жуликоватым отродьем одно целое, а то и вовсе выступали в едином лице.