— Я встаю, — объявила Мегги.
Он, похоже, хотел запротестовать, но покачал головой. Себе, не ей.
— Я пришлю тебе Элви.
Ушел? Значит, угрызения совести прогнали его. Мегги была уверена в этом. Не хотел случайно причинить ей боль. Да, Томас желал ее, и Мегги, хорошо зная теперь силу желания, мечтала, чтобы муж вернулся. Мог бы на время и позабыть о ее головной боли.
Она, улыбаясь, свесила ноги с кровати. Она совершенно уверена, что его глаза затуманились, хотя он не отрывал взгляда от ее лица. Интересно, она первая из всего младшего поколения познала плотскую любовь?
Мегги нахмурилась. Совсем забыла, что все ее чертовы кузены — мальчишки и такие же повесы, как их отцы. Даже ее собственные братья, Макс и Лео, похоже, уже многое знают. Она видела, как Макс что-то втолковывал Лео с идиотской, словно приклеенной улыбкой, значения которой она в то время не понимала. Зато сейчас ей все ясно. У нее самой временами появляется такая же дурацкая улыбка: пару раз Мегги подмечала в зеркале нечто подобное.
Да, все эти тонкости супружества хороши, ничего не скажешь, и теперь, когда все идет как надо и станет, вероятно, еще лучше, кому-то понадобилось треснуть ее по голове. Томас верно сказал: старый дом всегда скрывает какие-то тайны. Секреты, тени и призраки. И от нее зависит обнаружить, не вышли ли хотя бы некоторые из укрытия и почему так невзлюбили графиню, спящую в Белой комнате.
Мегги принялась мерить шагами пол. Белоснежная рубашка словно растворилась в общей белизне, и единственное, что отличало Мегги от мебели, — мелькающие из-под подола щиколотки.
Его мать. Она вполне может быть хранителем тайн Пендрагона.
Мэдлин, которая терпеть ее не может и даже не дает себя труда это скрыть. Мэдлин, которая пишет дневники на английском и французском. Почему бы не полезть в логово зверя?
Может, она безумна?
Нет, нужно успокоиться. Она становится истеричкой вроде Мод Фриберри, чьи вопли разносились по Гленклоуз-он-Роуэн каждую третью ночь, когда ее супруг вваливался домой мертвецки пьяный.
Даже если Мэдлин и не безумна, то уж точно человек весьма неприятный и, возможно… всего лишь возможно…
— Почему тетя Либби живет здесь, в Пендрагоне? — спросила Мегги в белую пустоту, срывая с себя девственно-белую рубашку.
Два часа спустя, после очень непродолжительной прогулки по спине Барнакла, сопровождаемой неизменными охами, вздохами и жалобами, Мегги отыскала Мэдлин в спальне, где та увлеченно строчила в дневнике. Оставалось только гадать, в каком настроении сегодня свекровь: английском или французском.