– А, ну, тебя и с портретом-то! Почем я знаю?!
– То-то и дело, что не знаешь… Кабы знал, так все бы смекнул… Где бутылка-то?
Кондратьев одним духом осушил остатки.
– Слышь ты, – совсем пьяным голосом заговорил он, – портрет тот я нашел в том самом вагоне, в коем сюда, в Питер, мертвый барин с дочкой приехал, и в той самой купе, где он помер…
– Ну, так что же из того?
– Глуп ты, а еще мастеровой! Может, это портрет-то евойный, мертвого барина? Так дочке приятно.
– А ты покойника-то видел?
– Нет, он на станцию прямо проехал.
– А я вот видел!
– Ты? – удивился Кондратьев. – Где сподобился?…
– Фонарь электрический починяли, когда тот поезд подошел, при мне вынесли… Знаешь что?
– Что еще?
– Портрет-то у тебя где?
– Дома схоронен.
– Так ты тащи его сюда.
– Зачем?
– Посмотрю я, сразу узнаю, тот это или другой… Тебя жалею, ни за что ни про что втешешься!…
Кондратьев был уже пьян и плохо соображал. Однако доводы нового товарища показались ему убедительными.
– А ты… ты не надуешь? – спросил он, поднимая отяжелевшую голову.
– Кого? Тебя-то, своего брата Исаакия? Вот корысть была!
– Коли не надуешь, да выйдет что у нас из этого, так я тебя уважу, поделимся…
– И на том спасибо… Дело только поскорее варганить нужно… Болтал в народе напрасно.
– Сплоховал, брат, сам знаю, что сплоховал… Так принести?
– Портрет-то? Уж это, как ты хочешь…
– Я принесу… Выпить бы теперь важно было…
У собеседника сцепщика был, очевидно, с собой большой запас хмельной влаги. Не успел Кондратьев выразить свое желание, как у мастерового в руках появилась новая, полная вина бутылка. Он торжественно потряс ею перед носом товарища и многозначительно произнес:
– А это что?
– Дай! – потянулся к бутылке Кондратьев.
– Шалишь! Чего мне тебя зря угощать-то? Принесешь портрет, пей, сколько твоей душе будет угодно, а до тех пор ни-ни…
Сцепщик был уже так пьян, что готов был на все, только бы продолжить выпивку.
– Так не дашь? – вскрикнул он.
– Принеси портрет сперва!
Кондратьев вскочил на ноги.
– Ну, быть по-твоему, – произнес он, – принесу. Надуешь – убью! Здесь меня жди… Сюда приду.
Он пошел, слегка покачиваясь, в сторону довольно далеких строений. Начинало уже темнеть, но до наступления вечера было все-таки далеко. Когда Кондратьев несколько отошел, его товарищ тоже быстро, без всякого признака опьянения, вскочил на ноги.
Порывистым движением он расстегнул ворот рабочей блузы и вытащил из-под нее порядочной величины кожаный мешок, висевший на ремнях на шее; не снимая ремней, собеседник сцепщика поднял мешок и сильно потряс его около своего уха. Он, видимо, был очень озабочен и, убедившись на слух, что заключавшееся в мешке цело, поспешил засунуть его обратно под блузу и бегом пустился догонять уходившего Кондратьева.