Без полутонов, только мрак и свет.
Все правильно, Грозный… Половодье чувств не пристало дваждырожденному, не пристало оно и истинному махаратхе, грозе врагов. Слишком любить жизнь означает не надеяться на взаимность.
Все правильно.
Дрона кивнул регенту-исполину. И подумал, что зря не сказал Грозному про обряд распознавания, который сам же и свершил тайно по отношению к своему сыну. Путем такого моления можно было узнать, чьим воплощением является тот или иной человек на земле, и обряд этот не был запрещен, но… скажем так: не поощрялся.
Ответ изумил Дрону.
Оказалось, о шестилетнем Жеребце сошлись воедино частицы ипостасей Шивы, Кали и Камы.
Разрушения, Мрака и Любви.
Дикая, отчаянная смесь…
Иногда Дроне казалось, что только один человек в детстве был похож на Жеребца.
Обладатель Топора-Подарка.
За лугом начинались стрельбища.
Еще издалека Дрона обратил внимание на шум, доносившийся оттуда. Вместо привычных команд воевод-лучников, вместо щелканья тетив о кожаные браслеты, вместо чмокающего всхлипывания, с которым стрелы впивались в мишени, раздавался нестройный гул голосов. Брахман-из-Ларца прислушался.
Опять дети ссорятся?
По мере приближения гомон начал распадаться на отдельные выкрики, и наконец из него родилось:
— Нишадец! Грязный нишадец! Убирайся вон, черномазый!
Дрона ускорил шаг.
Рядом с обозначенным камешками рубежом, где обычно выстраивались стрелки, стоял незнакомый юноша лет двадцати и о чем-то расспрашивал младшего наставника. Росту юноша был изрядного, в плечах скорее крепок, нежели широк, и всей повадкой напоминал вставшего на дыбы медведя-губача. Сходство усиливалось одеждой: несмотря на жару, облачен гость был в косматые шкуры, и даже на ногах красовались какие-то чудовищные опорки мехом наружу.
— Грязный нишадец! Дикарь!
Младший наставник, увидев Дрону, быстро сказал юноше два-три слова, мотнув головой в сторону Брахмана-из-Ларца. Гора шкур повернулась с неожиданной резвостью, и Дрона был вынужден остановиться: подбежав к нему, юноша бухнулся на колзни и ткнулся лбом в верх сандалии.
— Встань, — тихо сказал Дрона, еле сдерживаясь, чтоб не поморщиться.
От юноши шел резкий звериный дух.
Оставаясь на коленях, гость поднял лицо. Открытое курносое лицо, видимо, светлое от природы, чего нельзя было сказать с уверенностью из-за медно-красного загара. Смешно топорщились уши-лопухи, и весь облик шкуроносца казался предельно безобидным, если бы не извилистый шрам через всю щеку и острый прищур карих глаз.
— Смею ли я стоять перед великим наставником? — тихо спросил юноша.