И свет померк в глазах Брахмана-из-Ларца.
Тихий шепот Опекуна Мира, ласковые слова колыбельной, мир плывет вокруг, такой большой, яркий, загадочный мир, но вот он начинает гаснуть, сужаться, охлопывается в колючую точку, и в мозгу остается пульсировать лишь эта светящаяся, раскаленная точка.
ЛЮБИ МЕНЯ БОЛЬШЕ ВСЕХ!
ЛЮБИ МЕНЯ…
БОЛЬШЕ…
ВСЕХ… -
ЛЮБИ…
— Н-е-е-ет!!! — не помня себя, закричал Дрона, вскакивая с пола.
Он подхватил на руки плачущего сына, прижал его к себе, и Ашватхаман наконец расслабился, обхватил отца руками и ногами, вцепился в него изо всех сил, с облегчением сотрясаясь в рыданиях.
В комнату вихрем ворвались Крипи и Крипа, готовые рвать и метать, но ни отец, ни сын не видели бешеных близнецов.
— Прости меня, сынок, прости, пожалуйста… — шептал Дрона. — У меня и в мыслях не было… никогда — ты слышишь? — никогда! Никогда я не подниму на тебя руку, ни ради Арджуны, ни ради человека, ни ради бога! Я люблю тебя, я никогда не сделаю тебе больно! Ты слышишь меня, Ашватхаман?
— Правда, папа?
— Правда! Разве я когда-нибудь обманывал тебя?
— Нет. — Ашватхаман вдруг перестал плакать, и лицо мальчика сделалось сосредоточенным. Он явно на что-то решался.
— Я верю тебе, папа, — очень серьезно заявил восьмилетний мальчик. — И теперь я тебе скажу. Накануне… ну, перед тем, как я видел это… я превзошел Арджуну! Я следил, как он бросал дротики в деревянную собаку, я считал, сколько раз он попал. А потом, когда Арджуна ушел, я взял дротики… и я попал больше! Папа, я боялся, если ты узнаешь…
— Не бойся, — твердо сказал Дрона, глядя в глаза сыну. — Теперь я знаю. Но слово, которое я тебе только что дал, остается в силе. Ничего не бойся. И Ашватхаман благодарно кивнул. Кажется, он действительно больше не боялся. Только сейчас Брахман-из-Ларца увидел стоящих в дверях Крипи с Крипой и заставил себя улыбнуться. Это далось ему нелегко.
— Видите, все в порядке. Мы объяснились. А теперь… прошу простить меня, но мне надо побыть одному.
И Дрона буквально вылетел из комнаты.
Смятение, гнев и ярость клокотали в душе Наставника. Червь, проточив мякоть плода, выбрался наружу и теперь точил душу Брахмана-из-Ларца. Сын испугался своего отца — такого, каким отец бывал в давних снах-искусах, бдительного раба соблюденного Закона и несомненной Пользы, великого рукотворного Дрону…
Он жаждал одиночества.
И знал такое место.
Место, где он будет один.
Один на один.
Заметки Мародера, начало Безначалья, вторая неделя периода Грисма
Ты пришел — и они встали навстречу тебе.
Десятки десятков, сотни сотен, тысячи тысяч… неисчислимые махападмы