— Убей его, Гунальд, — приказал Сигурд, оценив ситуацию и сообразив, как мало украсила бы его репутацию драка с простолюдином. — Убей его, или я убью тебя.
Гунальд положил руку на кинжал, хотя за плечом его висел меч.
— Ну уж нет! — выступил вперед рыцарь-сакс с перевязанной рукой. — Сначала мы должны выслушать этого молодого человека. А только потом разрешить дело с честью. И не ударом кинжала, а равным поединком.
— Кто он такой, чтобы я слушал его бредни? — усмехнулся герцог. — Я ни разу не видел этого человека в окружении Годослава, но я видел там повешенного норвега Годослава и утверждаю это.
— А я, — сказал Лют, — утверждаю, что человек, которого ты называешь норвегом, служил тебе. Пятеро твоих воинов подло напали на эделинга Аббио и пытались его повесить. Одного из них я зарубил мечом, другому проломил голову камнем из пращи, а эделинга вытащил из твоей петли. А потом видел твоего воина с проломленной головой. Он и сейчас сидит возле твоего роскошного шатра, не слишком его украшая, греется у костра, скрыв голову подшлемником. Я не полностью, надеюсь, отбил ему память? Тогда поинтересуйся, где он заработал удар по голове?
Сигурд готов был голыми руками разорвать в ярости этого жалкого мальчишку. И тем совершить акт мести. Но он был не только сильным и храбрым воином, но еще и хитрым, расчетливым политиком. Он легко просчитал последствия, к которым приведет взрыв его ярости. И потому просто, почти буднично повторил:
— Гунальд, я, кажется, приказал тебе убить этого лжеца.
Рыцарь с перевязанной рукой стоял сбоку и не мог помешать Гунальду, выхватившему кинжал и уже замахнувшемуся им для удара. Сам Лют не подготовился к защите, думая, что предстоит равный поединок, как сказал только что рыцарь, и даже не передвинул ближе к руке меч. Кинжал начал уже опускаться и непременно ударил бы юношу в незащищенное горло, куда Гунальд и прицелился, когда раздался короткий свист, и ременная петля обхватила руку оруженосца в запястье, выбив из нее кинжал. Какая-то неведомая сила отдернула самого Гунальда назад, повалив наземь.
— Кто посмел? — взревел Сигурд в ярости и, резко повернувшись уперся глазами в Далимила-плеточника, подбирающего свой бич для следующего удара, если такой потребуется.
— Я посмел! — с вызовом сказал Далимил и отвел плетку за спину. Следующий удар занял бы секунду, а Сигурд даже приблизиться бы к нему не успел.
И герцог, встретившись взглядом с суровым воином, прочел в его глазах, что новый удар, если в самом деле последует, придется в лицо ему, герцогу Трафальбрассу. Это будет страшный удар… Герцог не боялся никогда ни меча, ни копья. Но удар плеткой просто опозорит его на всю оставшуюся жизнь. Плеткой бьют животных и рабов, но не герцогов. Такой удар превратит его, сиятельного и знаменитого, в равного рабу.