Король, говоря по правде, ждал подобной реакции и еще накануне обсуждал ее возможность с Алкуином. Несмотря на показательно прекрасное свое расположение к саксам, которые и занимают большинство мест на длинных скамьях, несмотря на то, что мнение о франках в среде простых людей начало меняться, как показали данные соглядатаев шевалье дю Ратье, Карл знал, что зрители будут поддерживать противников короля, причем любой национальности. Вот и сейчас одна сторона, явно сильнейшая, заслужила только редкие крики, несмотря на то, что представлена лучшими и знаменитейшими воинами королевства. А вторую приняли гораздо теплее, если не сказать, восторженно. Даже бородатые воины Бравлина, на протяжении многих лет находящиеся в перманентных войнах с саксами, показались самим саксам более близкими, чем лучшие из франков. Даже рыцарь, выступающий инкогнито, хотя в кулуарах его уже прозвали аварцем Ратибором, представителем враждебного и постоянно угрожающего южным саксонским рубежам государства, совсем уж не имеющий никакой причины пользоваться расположением толпы, и тот был принят весьма тепло. Хотя именно этому король не хотел бы противиться, все еще теша себя надеждой на чудо… А уж Сигурд вообще вызвал всеобщий восторг, потому что на него надеялись. Надеялись, что он станет победителем турнира и сможет выбить из борьбы франков, покоривших Саксонию. Очевидно, дело именно в этом. Ни один народ не хочет считать себя покоренным, хотя и есть уже наметки на то, что саксы готовы признать Карла властителем.
Карл, как монарх мудрый и просвещенный, читал ситуацию по книге политической жизни, потому и понимал ее. А, понимая, прощал, хотя и морщился. Он сам вчера сказал Алкуину, что полностью признать владычество франков саксы смогут только в следующем, еще не родившемся поколении. И это была правда. И эта правда распространялась на все другие народы, вошедшие в громадное по площадям и по этническому составу государство.
Сигурд выехал последним, как и положено рыцарю, возглавляющему свою партию. И занял место в ряду остальных рыцарей, опоясанных синими шарфами, но сам такой же шарф повязать отказался. Франки предпочли красные шарфы. Синий и красный — цвета короля Карла.
— Я представляю здесь своего короля, — заявил герцог герольду. — И не могу выступать под чужим флагом. Пусть даже под половинкой этого флага. А спутать меня с другими рыцарями будет сложно… — он вызывающе захохотал. — Это покажет уже первая же схватка!
Герольд вынужден был согласиться, потому что удаление Сигурда с турнира за такое незначительное отклонение от правил существенно ослабило бы одну из сторон и вызвало бы обвинения в сторону короля и маршала турнира в нечестности. Все они понимали, что дан будет еще провоцировать их на резкие действия, и приготовились терпеть, надеясь на такой весомый контраргумент, как оружие своих рыцарей.