И не желаю знать ее в таком случае, ежели это знание влечет за собою непременный цинический и практичный взгляд! Так мне хочется заявить и тут же вообще поговорить на эту тему, но герои торопят меня к концу моей повести, они уже устали от злоключений, а вы, читатель, тоже, вероятно, утомлены многословием автора.
Скандал, возникший так внезапно, уже прошел высшую точку, стороны определили свое отношение друг к другу, козыри были выложены, Лариса Павловна победила ввиду явного преимущества. Последним всплеском бури стало появление Наташи, которая вернулась в кухню с сухими, но несколько покрасневшими глазами и с видом донельзя решительным. Как видно, она совсем недавно кусала губы, чтобы остановить рыдания, потому что на бледном ее лице лишь они и были заметны. Наташа вступила в кухню и, как говорят, с места в карьер, голосом, вот-вот готовым сорваться, неровным каким-то и нервным, произнесла губительные слова, которые столь часто произносятся героинями в самых разных ситуациях, но, видит бог, не в таких:
— Володя, я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю!
Она вновь закусила губу, которая уже было запрыгала, как мячик, и, круто повернувшись на каблуках, исчезла, оставив всех присутствовавших в кухне осмысливать произнесенное.
Подобные поступки молодых девушек приводят меня в замешательство. Ну скажите, зачем требовалось такое объявление? И без него все было ясно. Однако требовалось, должно быть, для Наташи, хотя, я уверен, что признание это не явилось, так сказать, плодом глубоких размышлений, а выскочило сгоряча, что, разумеется, никоим образом не ставит его под сомнение. У нашего героя оно вызвало почему-то лишь соболезнующую гримасу, которой, по счастью, Наташа уже не видела, а Наденька, испуганно взглянув на Пирошникова, который так и стоял, положив руки ей на плечи, отстранилась и отступила на шаг. Удивительно, но соседка никак не прокомментировала Наташиных слов, а лишь пожала плечами и выплыла из кухни, как дредноут. Покачиваясь на его волнах в виде маленьких шлюпок, потянулись следом наши молодые герои. Наступил штиль.
О дайте мне силы описать то, что произошло далее! Перо мое, как говорили в старину, трепещет в страхе, реплики героев теснятся в голове в своем первозданном виде, то есть без слов, а место действия по-прежнему покрыто дымкой таинственности и неизвестности. Напоминаю читателю, что дело идет к субботнему вечеру, собственно. Он уже и наступил, поскольку в декабре вечер начинается утром, сразу же после завтрака.
Пирошников с Наденькой в целомудренном, я бы сказал, молчании удалились из кухни и первым делом заглянули в мастерскую, где обнаружили дядюшку и Наташу, которые о чем-то беседовали. По всей вероятности, дядюшка успел перехватить расстроенную девушку, порывавшуюся немедленно уйти после своего выступления в кухне, с тем чтобы никогда, никогда сюда не возвращаться. Житейски опытный дядя Миша теперь втолковывал ей, как мне кажется, что ничего страшного не произошло и не следует принимать близко к сердцу слова этой куклы Ларисы Павловны. Как бы там ни было, молодой человек и Наденька не стали тревожить гостей, а повернули назад, Их остановил звонок в квартиру, и Наденька открыла дверь. На пороге стоял Георгий Романович с шарфом, выпирающим из-под отворотов пальто до самого подбородка, и с каким-то продолговатым предметом в руке, завернутым в хрустящую белую бумагу, под которой опытный взгляд Пирошникова определил бутылку вина.