Этого зрелища Пирошников, воспитанный на строгих законах физики, уже перенести не мог. Водка лилась в стакан снизу вверх, подобно фонтану, и словно примерзала ко дну. Владимир, не помня себя, подбежал к двери на лестницу, распахнул ее и стал выгонять посетителя в шляпе, как муху, размахивая руками и крича: «Кыш! Кыш!» Гость первым делом подхватил стакан, а потом послушно последовал к двери, перелез через притолоку и скрылся в темноте. Пирошников захлопнул дверь и вытер пот со лба.
Возбужденный и решительный, наш доблестный герой рванул дверь в мастерскую, где его глазам открылась следующая картина. В центре комнаты, рядом со скатертью-самобранкой, на которой стояли пустые уже бутылки, располагался граммофон, поблескивающий крутящейся и шипящей пластинкой. Вокруг него танцевали дядюшка с бабкой Нюрой; танцевали, взявшись за руки, как танцуют кадриль, причем бабка Нюра поминутно хихикала в кулачок. Вовтик со своею подругою лежали одетыми на раскладушке и, по всей видимости, спали.
Кирилл лежал на другой, закинув ногу на ногу и закрыв глаза. Наташи и Георгия Романовича в комнате не было.
Пирошников шагнул к граммофону и наступил ногой на пластинку, отчего та крякнула и сломалась.
— Хватит! — сказал молодой человек в ответ на недоуменный дядюшкин взгляд. Дядя Миша горестно махнул рукой и поплелся к выходу, а старушка, пробормотав свое обычное «господи», засуетилась, приводя граммофон в порядок и закрывая его.
— Брось, старик! — раздельно произнес Кирилл, приподнимая голову, которую, впрочем, тут же уронил на подушку. В комнате воцарилась тишина.
Наш блюститель порядка вышел из мастерской, несколько успокоенный проведенной операцией, и направился теперь в кухню. Там приводил себя в порядок дядюшка, который, вывернув шею, сунул лицо под кран, одновременно умываясь и поглощая ртом воду. В углу на бабкином сундуке, распластавшись, лежала какая-то бывшая человеческая фигура, периодически постанывая то ли от удовольствия, то ли по какой другой причине. От нее пахло кислым. Дверь черного хода была распахнута, и на ее пороге маячила тень Наташи, которая разговаривала с кем-то, укрытым в темноте черной лестницы. Внезапно оттуда выдвинулась рука и, схватив Наташу за локоть, потянула к себе, причем девушка сопротивлялась вяло, а голова ее болталась, как у тряпичной куклы. Еще секунда, и Наташа исчезла.
Пирошников бросился к черному ходу и, не раздумывая, переступил порог. Некоторое время глаза его привыкали к темноте, а потом он увидел, что некто, показавшийся ему опять-таки знакомым (уж не Георгий ли Романович), увлекает Наташу вниз по ступенькам. Наташа уже не сопротивлялась, а покорно шла, запрокинув голову, точно в обмороке. Пирошников догнал пару и попытался остановить, ухватив девушку за свободную руку. Похититель Наташи оглянулся, и Пирошников узнал в нем проповедника с черной лестницы, с которым у него вышла недавно стычка. Блеснув в темноте глазами, соперник остановился и после некоторого раздумья двинулся вверх на Пирошникова. Он отодвинул девушку плечом, заслонив от нашего героя, а после в полном молчании расцепил руки Пирошникова и Наташи.