Где-то в глубине показалось светлое пятно, и Пирошников сообразил, что оно должно происходить от чердачного окна. И действительно, тропка без всяких приключений привела наших героев к четырем деревянным ступенькам, поднимающимся к распахнутым створкам этого самого окошка, расположенного, как обычно, в торце треугольного выступа над крышей.
— Погоди, Толик, — сказал Пирошников, обходя мальчика. — Тебе туда не нужно. Я сейчас…
И он без лишней спешки, на взгляд довольно спокойно, поднялся по ступенькам и, держась руками за перекладину над окошком, просунул в него сначала ноги, а потом и вылез на крышу полностью. Толик тоже взошел на вторую ступеньку и высунул нос на воздух, следя за молодым человеком.
Пирошников осторожно выпрямился на чрезвычайно покатой поверхности крыши, покрытой слежавшимся в лед зернистым и грязным снегом, и первым делом взглянул в небо. День был великолепный. Солнце сияло высоко, облизывая снежные крыши домов теплыми своими лучами, отчего те блестели, как леденцы, и обрастали сосульками у карнизов. Везде были крыши, крыши, крыши — самые разнообразные: плоские и островерхие, с трубами и без, расположенные на разных уровнях и точно составляющие вместе танцующую рыбью чешую, где каждая чешуйка повернута под углом к соседней и переливается на солнце.
Нашему герою показалось, что по этим крышам можно уйти хоть на край света — так тесно они примыкали друг к другу, скрывая узкие пропасти улиц. Лишь одна пропасть лежала открытой в трех метрах от Пирошникова. Это была улица, которую он уже хорошо изучил, наблюдая из окон квартиры. Там, внизу, на проезжей части виднелась коротенькая фигура дворничихи тети Мани, которая стояла, задравши голову, и следила за происходящим на крыше. Тротуар возле дома был обнесен веревкой с навитыми на ней красными тряпочками, что указывало на опасность. И действительно, взглянув вправо, наш герой увидел воткнутый в снег железный лом в двух шагах от себя, а подальше двух рабочих, обвязанных веревками вокруг пояса, которые, стоя над пропастью, сбивали ледяные наросты сосулек с карниза. Сосульки отрывались и проваливались за кромку крыши, а потом снизу доносился звонкий взрыв.
Пирошников оглянулся на Толика и засмеялся, счастливый.
— Мы вышли, малыш! — крикнул он.
Оторвавшись от окна, он шагнул к железному лому и вырвал его из снега. Город лежал перед ним, показывая свои красоты: выпирал в дымке купол Исаакия, точно самовар; тянулись к небу золоченые шпили; вдалеке был виден клочок набережной с седыми от инея фасадами домов. Пирошников размахнулся и с силою всадил лом в ледяную корку. Броня треснула, и Владимир, поддев льдину ломом, вывернул ее вбок и толкнул. Глыба покатилась по скату и ухнула за карниз. Пирошников даже удивился — настолько приятна ему была эта победа. Он ударил еще, и новая льдина взорвалась далеко внизу.