Итак, может быть, именно вера в свое предназначение выделяла Пирошникова (хотя я не уверен, такая ли уж это исключительная черта в самом деле?), а кроме того, полное незнание существа этого предназначения. Нельзя сказать, что он не пробовал, он пробовал, но ничего пока не совершил. А последнее время ему стало казаться, что ничего нового быть уже не может, все повторяется — и мысли, и разговоры, и желания, — а это нашего героя изрядно напугало.
Я хочу обратить еще внимание на одиночество Пирошникова. В самом деле, жить без родных, без друзей, без любимой… я не представляю, как это возможно. Поэтому его слова на мосту, сказанные, правда, в минуту опьянения (помните?), о том, что нужно сперва кого-то встретить, чтобы сделать все, на что способен, и прочее в том же духе… эти слова представляются мне знаменательными для нынешнего душевного состояния героя.
С одной стороны, он всегда находил что-то привлекательное в мотиве «герой и толпа», но последнее время стал приходить к мысли, что герой-то тоже должен на чем-то держаться, хоть на кучке единомышленников, что ли? Очень, очень трудно быть одному! Очень страшно всегда смотреть на себя и только на себя извне, не замечая великого множества лиц вокруг, душ, характеров… (Но это уже скорее авторские сентенции, а не мысли нашего героя.)
Ничего нет удивительного, что Пирошников, оставшись наедине с дядюшкой и выслушав за обедом от последнего не сколько историй на тему: «а у нас в тресте», впал в задумчивость, причем размышлял он отнюдь не о свойствах поймавшей его лестницы, но именно о своем одиночестве. Он вдруг подумал, что может просидеть в этой комнатке и год, и два, но никто его не хватится, никому до него нет дела, все останутся на своих местах, будто и не было его, Пирошникова, будто возможно вот так вынуть человека из жизни, а оставшееся пустое место не причинит окружающим никаких неудобств, как не причиняло особой радости место заполненное.
Надобно сказать, что мысль эта показалась нашему герою пострашнее зловещих фокусов лестницы. По правде говоря, он знал и раньше, что так оно и есть, но никогда не допускал думать об этом столь жестоко и без оговорок, как сегодня. Тут вспомнились и слова бородатого человека о том, что он лишний, и Пирошников повторил про себя несколько раз: «Лишний… лишний… лишний…» — пока это слово не вышло из привычного ряда и не превратилось в нечто непонятное и замкнутое в себе, как заклинание.
Снова возникла потребность высказать кому-то свои мысли, как это случилось вчера вечером на мосту, но кому? Не дядюшке же, в самом деле, считающему его сумасшедшим, не старушке, которая, может, и пожалеет, да что толку в этой жалости? Пирошников подумал и о том, что раньше с ним такого не случалось, всегда он сам справлялся со своими сомнениями, не испытывая потребности делиться или искать утешения. «Плохо это или хорошо?» — подумал наш герой, но ни к какому выводу не пришел.