Наденька, проводив их и дав указания, скрылась. Ванная комната оказалась просторной, так что дядюшка с Пирошниковым не мешали друг другу. Пока один мылся, другой скоблил подбородок, и наоборот. Пирошников, чтобы отрезать себе пути отступления к старой жизни, вымыл голову и с удовольствием причесался на пробор. Когда он выходил из ванной, гладкий и сияющий, как яблоко сорта «джонатан» венгерского производства, из своей комнаты выплыла соседка Лариса Павловна, с голосом которой наш герой имел уже честь познакомиться ночью. Она была, как и Наденька, в халате, правда другого качества: стеганом, синтетическом каком-то и розового цвета. Росту Лариса Павловна была небольшого, а комплекцией напоминала гипсовую скульптуру, столь неосторожно расколотую дядюшкой. Но это не более чем совпадение, как мне кажется. Черты Ларисы Павловны были очень милы, но они, как и вся ее фигура, вызывали сразу же в голове какие-то такие мысли, которые и передать-то стыдно. Чувственные какие-то мысли, будь они неладны! На вид Ларисе Павловне было тридцать, и, несмотря на утренний час, была она, как говорится, в форме, то есть успела уже причесаться и наложить нужную косметику.
— С добрым утром, — обворожительно ответила соседка на смущенный несколько кивок и приветствие Пирошникова. Увидев дядюшку в красной майке, вывалившегося из ванной, она удивленно и насмешливо проговорила:
— Вот как! А я и не знала, что у нас теперь филиал гостиницы!
И она удалилась в кухню, пройдя мимо насторожившегося дядюшки, который поглядел ей вслед оценивающе и с неприязнью. Потом наши друзья вернулись в свою мастерскую, где Пирошников привел в порядок раскладушку, после чего делать стало нечего. Между тем новая жизнь требовала непрерывной и полезной деятельности, ибо каждая минута тоски и уныния возвращала жизнь старую. Пирошников подошел к окну и полюбовался видом городского пейзажа. По улице неторопливо шли люди, тоже, по всей вероятности, начавшие новую жизнь; многие были одеты нарядно по случаю выходного дня, пьяных не было заметно, декабрьское солнце согревало улицу скудным своим теплом, от которого чуть плавилась корка льда на карнизе. Дядюшка в это время, уже вполне одетый, сидя на стуле, читал газету, которую неизвестно где достал.
Снова вошла Наденька и объявила, что пора завтракать. Все шло как в туристическом круизе по городам Прибалтики (я имею в виду культуру обслуживания). Странно, но у Пирошникова не возникало никакого неудобства по поводу подобного гостеприимства, которым он безвозмездно пользовался уже вторые сутки. Они с дядей Мишей пошли в Наденькину комнату, причем дядюшка похлопывал своего молодого друга, доставившего ему столько развлечений, по плечу и что-то рассказывал из свежих газетных впечатлений.