О, как на сердце легко и спокойно,
Нет ни волнений, ни бед, ни тревог…
— Кто это так хорошо живет без бед и волнений? — входя в залу, спросил Чон.
Стася сидела в кресле перед камином в длинном льняном платье с ожерельем из крупного, разных оттенков янтаря на груди. Янтарный отблеск огня играл на ее лице. Стол был сервирован на троих; посередине его в чаше, полной расплавленного воска, теплился огарок свечи.
— Ты меня ждала? — снимая плащ и расстилая его у ног Стаси, спросил Чон.
— Нет, не тебя… Я уж думала, ты совсем пропал…
Чон потерся щекой о Стасину щеку и уселся у ее ног, положив голову ей на колени.
— Ты все забыла, дитя. Я предупреждал тебя, что три дня меня не будет. Нам с Пашкой подвернулась работа.
— Ах да! — Стася хлопнула себя по лбу. — Я и забыла, прости. Волновалась, плакала даже, думала, ты меня бросил.
— Неправда. Этого ты не думала. Так для кого накрыт стол, если не для нас троих — Стефа, тебя и меня?
— Стефан сегодня приведет свою возлюбленную, чтобы нас познакомить.
Чон напрягся.
— Вот как? Кого? Кто эта счастливица?
— Толком не знаю. Какая-то артистка.
Чон поднялся на ноги, отошел к дверям террасы.
— Ты недоволен?
— А? — рассеянно спросил Чон. — Нет, как я могу быть недоволен. Просто не ожидал такой прыти от Стефа. У него совсем недавно умер отец, месяца не прошло.
— Ему уже двадцать, — вздохнула Стася. — И он здорово влюблен. Может, эта любовь утешит его…
— Да уж, — проронил Чон. — Утешит… Я, кажется, знаю, о ком идет речь. Я сам повел его в ночной клуб, где она выступает, эта артистка.
— Ты ее знаешь?
— Нет, но Стеф попросил, чтобы ее пригласили за наш столик. Это случилось в один из тех мрачных дней, когда ты уехала в Петрозаводск. Кстати, все не имел возможности спросить, что ты там делала?
— Да так. У меня там знакомые… А тебе понравилась эта девушка?
Чон поцеловал свесившуюся с подлокотника Стасину руку.
— Мне нравишься ты, — сказал он.
— Это очень кстати, — кивнула Стася, — поскольку и ты мне очень симпатичен.
— Рад это слышать. Так когда явится эта парочка?
— Сними пластинку с проигрывателя, — сказала Стася. — Она уже давно закончилась. Только осторожно, она очень старая.
— Перешла тебе по наследству?
— Отец прятал ее у себя в столе, не знаю почему. Ты знаешь эту баркаролу?
— Знаю, конечно, Шуберт… Кстати, стол накрыт рукою художника, — похвалил Чон. — В ход даже пошел кузнецовский сервиз, если меня не обманывают глаза.
— Они говорят тебе правду. Кузнецовский.
— Кто научил тебя так красиво закручивать салфетки?
— О, я многое умею! — оживилась Стася. — Когда у отца бывали гости, еще при жизни мамы, я помогала ей сервировать стол! Я и готовить сносно умею! Правда, Марианна не одобряет моей стряпни. Говорит, не столько вкусно, сколько красиво. Лучше смотреть, чем есть.