Чон приблизился и встал перед нею, сделал пару глотков из бутылки.
И вдруг девушка неуловимо-стремительным движением выбросила руку и ребром ладони сильно ударила его под колени.
Чон не удержался на ногах, упал.
Послышался звон разбитого о камень стекла.
В следующее мгновение он вскочил на ноги и, намотав на руку волосы девушки, полоснул ее по щеке осколком разбившейся бутылки. На щеке выступил багровый след, показалась кровь.
Девушка не вскрикнула.
Казалось, она не почувствовала боли.
Чон приподнял ее за волосы со скамейки.
Лицо его было искажено злобой до неузнаваемости.
Вокруг было безлюдно, тихо, только ветви деревьев позванивали, как подвески хрустальной люстры. И непонятно было, то ли моросит дождик, то ли еще больше сгустился над городом, над Москвой-рекой туман.
Они стояли лицом к лицу.
Бешенство, секунду назад пылавшее в груди Чона, постепенно затихало.
Глаза девушки, напротив, горели от ненависти и нестерпимой обиды.
Теперь на лице Чона выразилось ледяное спокойствие.
Лицо девушки исказила презрительная улыбка.
— Скотина, — сказала она, вытирая с лица кровь. — Грубая скотина.
— Ты же знаешь, что со мной нельзя так обращаться, Зара, — холодно вымолвил Чон.
Много лет назад, когда Чон играл на «ионике» в уже получившем известность на Северном Кавказе вокально-инструментальном ансамбле и только-только еще начинал пробовать свои силы в угле, карандаше и сангине, его друг и учитель, художник Ибрагим Шалахов, сказал ему:
— Ты бешено честолюбив, Павел!
Сказано это было без какого-либо видимого повода, и Чон ужасно удивился:
— Ты шутишь? Я? Честолюбив?
— Да-да. Внешне ты как будто открыт людям, эдакий рубаха-парень. Но я изучил тебя, как родного, — Ибрагим время от времени делал с Чона наброски, — в тебе, парень, до поры до времени дремлют такие бесы!
Чон отнесся к замечанию друга довольно иронично.
Про себя он знал, что ничего не желает так, как спокойной, размеренной жизни, не той, которой жили его родители, постоянно скандалившие и в конце концов разбежавшиеся. Чон хотел жениться на певице из своего ансамбля, славной, доброй девушке, и всегда жить здесь, в Майкопе, в этом праздничном, почти курортном, теплом городке, где он всех знал и его самого все знали.
Чон писал тексты для своего ансамбля «Старая легенда», днем репетировал, вечера проводил в доме своей невесты Светланы, родители которой были средней руки коммерсанты. В доме невесты рано укладывались спать, и от нее Чон шагал к Ибрагиму или другим своим друзьям-художникам, смотрел новые картины, помогал изготавливать подрамники, отбирал лучшие работы друзей для выставки, участвовал в организации этих выставок. Словом, все считали его порядочным и бескорыстным человеком, веселым и обаятельным парнем.