— Пойдем?
Не о том я думаю, не о том!
— Пойдем, — глухо отозвалась я и покраснела.
Давно со мной такого не было. Да и было ли вообще? Желать малознакомого мужчину так, что, изогни он бровь, намекая на возможность интима между нами, и я забыла бы обо всех приличиях и принципах. Но… Он пригласил лишь позавтракать вместе. К счастью. К несчастью.
Мы заняли тот же столик в том же кафе, что и вчера. Я заказала кофе с молоком и круассан с шоколадом. Рауль же ограничился чашкой кофе.
— Вчера ты спрашивала меня о фабрике, — перешел он сразу к делу. — Так вот, фабрика закрыта с начала восьмидесятых годов — со времен экономического кризиса в Испании, во время которого закрылось не одно предприятие. Как я уже рассказал, принадлежала она семье Сербера. Затем по наследству перешла к одному из братьев — Хайме. Будучи в управлении отца и ранее — деда, фабрика приносила значительный доход, но под руководством двадцатилетнего мальчишки быстро пришла в упадок. Даже оказалась на грани банкротства. Но… года за три до войны вдруг вновь стала приносить прибыль. Во время войны фабрику отобрали и коллективизировали республиканцы.
— То есть фабрика перешла из частной в государственную собственность в принудительном порядке?
— Точно. Но с падением Республики все опять поменялось. Франко вернул собственность первоначальным владельцам. Фабрика перешла к младшему из братьев — тому самому, которого отец лишил наследства из-за неугодной женитьбы.
— То есть убийце своей жены и брата, — покачала я головой. — К Рамону.
— Он оказался единственным живым представителем этой семьи. Ирония судьбы, не правда ли? Бывший республиканец, воевавший за национализацию частной собственности, стал владельцем фабрики. С начала восьмидесятых производство стоит. Хозяин умер, но фабрика отошла в собственность еще кому-то. Вот кто является нынешним ее владельцем, я так и не узнал. Известно лишь, что мэрии хотелось бы получить эту землю, снести пришедшие в негодность здания и использовать территорию под другие постройки. Но владелец земли по каким-то причинам ее не продает.
— А что, если владельцем фабрики теперь является тот утерянный ребенок — сын Рамона? Что, если он не погиб, а оказался в эвакуации в другой стране?
— Возможно!
— И что, если он — мой родной дед?
— Тогда ты можешь оказаться наследницей довольно внушительного состояния. Эта земля, как я уже упомянул, стоит дорого, и мэрия заинтересована в ее покупке.
— Не знаю, что там с наследством, но я могу оказаться твоей дальней родственницей. Если Ана Мария — моя прабабушка…