От него остро пахнет ацетоном и потом.
— Меня от вас тошнит, — демонстративно морщусь и прикрываюсь ладонью.
Он опять заходится смехом.
— О вашей любезности, мисс Паркер, в Центре ходят легенды!
Моя кровь, льющаяся в пробирку. Когда я видела это в прошлый раз, мне казалось, дно достигнуто, хуже уже не будет. А может, и правда, не будет? Может, меня сейчас отпустят? И я снова встречу рассвет на «Надежде», вместе с тем, кто…
Потом, Паркер, потом!
Тебя не отпустят. Не для того тебя привели сюда в сопровождении чистильщиков, чтобы сразу же отпустить.
Я вообще не понимаю, что происходит. Мистер Рейнс хочет немедленно проверить, от него ли родила моя мама? Зачем такая спешка? Почему нельзя было подождать до утра? Что со мной будет, если подтвердится, что не от него? От нового приступа страха кружится голова.
— Ну-ну, не притворяйтесь, что вы боитесь крови, я всё равно не поверю!
Опускает пробирку в штатив и встаёт.
— Вам сейчас не помешали бы таблетка аспирина, чашка чаю и тёплая постель. Простите, что не могу предложить ни того, ни другого, ни третьего. Но диваны для посетителей — в вашем полном распоряжении.
Доктор Салливан уходит, оставляя меня запертой в душном сером холле. Ложусь на ближайший диван и понимаю, что уже с него не встану. Меня словно придавило бетонной плитой. Предыдущие полчаса я продержалась на адреналине, который выплеснуло в сосуды полученное от Сидни известие.
Диван слишком короткий и слишком узкий. Поджимаю ноги и обхватываю себя за плечи, представляя объятия любимых рук. А Джарод сейчас возвращается в Бетани Бич. Наверное, он чувствует себя совершенно счастливым. Я бы тоже была сейчас совершенно счастлива, если бы вовремя удержала язык за зубами! Твержу, как заклинание: «Может, всё обойдётся! Может, меня отпустят!» Вдруг донором для мамы всё-таки был Рейнс? Мы не будем выяснять, кто настоящий отец Джарода и кто такой, на самом деле, Лайл! Мы просто исчезнем. Дайте нам просто исчезнуть, ваши тайны нам больше не нужны…
Солнце в зените, ярко-синее небо, ярко-синее море, ослепительно-белый песок. Я иду прочь от воды. Песок горячий и очень мелкий, я вязну в нём и с трудом сохраняю равновесие. Ветер, вначале слабый, усиливается, вздымает песчаные вихри. Песчинки колют глаза, забиваются в нос и в уши. Пытаюсь заслониться руками, но ветер дует как будто со всех сторон. Навстречу, так же заслоняясь руками, идёт женщина в кроваво-красном старомодном купальнике. Мы похожи с ней, как две капли воды! «Мама!» — кричу я сквозь ветер. Песок попадает в рот, скрипит на зубах, раздирает горло. Становится трудно дышать. «Ты мне не дочь, Мия!» — спокойно произносит женщина, поравнявшись со мной. «Мама!» — повторяю я ей в спину. И вдруг понимаю, что эта женщина — не мама, а я сама.