Любовь. Бл***тво. Любовь (Крелин) - страница 34

Но можно ли наслаждаться покоем, когда душа бурлит думами о своей любви. Лишь во время работы – за операционным столом, у постели больного, при разговорах с коллегами – он отвлекался от своего основного занятия последних месяцев: думать об Илане, заготавливать беседы с ней, представлять, что она будет говорить, вспоминать, что она уже говорила, представлять снова и снова, как она идет, бежит, говорит, воображать её мысли и представления её о жизни. Боже мой! Что только сейчас он ей не говорил, что только сейчас он не слышал от неё! Собственно, и закурил он сейчас в покойном кресле, чтобы спокойно, вот именно, так, как и всё это крутится в голове, крутилось снова. Он этого хотел, ждал и создал сейчас весь этот призрачный мир, в котором и жил. Уже, наверное, минут десять. И не хотел вставать прерывать эти счастливые минуты радостных воспоминаний и надежд. Он конструировал и конструировал очередную встречу, очередное свидание, разговоры, объятия, свои удачные «мо», её великолепные реплики. Их, как теперь бы сказали, воображаемые встречи. Театр одного зрителя, где он всё: автор, режиссёр, актеры – два актёра – и сам зритель.

Илана ещё не скоро должна позвонить или прямо придти, благо у неё есть ключ от его дома.

Планы! Покой!

Телефонный звонок. «Может не брать? Сейчас отвлекут, придумают занятие, ещё… А нам в театр. Да мало ли что!» Нет – привычка, выработанная десятилетиями работы хирурга в доиланино время, заставила его ответить на звонок. Да и, в конце концов, позвонят на мобильник. И тогда уж не сможет… Не имеет душевного права отвертеться.

– Слушаю.

– Ефим Борисович! Это я…

– Иланочка! Какая радость. Счастье моё, незапланированная радость, преждевременная радость…

– Подождите, Ефим Борисович. Я с делом. У соседки какие-то страшные боли в животе. Не пойму, ни на что не похоже. Можно приехать?

– Господи! Ты же знаешь. Особенно тебе. Всегда, Живот так живот. Больная, так больная. Всегда. А уж ты…

– Хорошо! Выезжаю. Потом доскажете.

Засмеялся. Счастливо засмеялся и положил трубку.

Ещё рано, но он уже занял пост у окна. Ждёт. Не больную. Илану. Больная – это будни. Илана – праздник. Ждёт!

Она, видно, подъехала с другой стороны. Он вперился в окно и не слышал, как она вошла.

– Ефим Борисович! Мы приехали. – Он развернулся от окна к двери с сияющим лицом, будто труба архангела его призвала к … В общем, со счастливым лицом. – Вот. Я привезла нашу страдалицу.

Пожилая дама. Южанка. С Кавказа, наверное. На лице страдание. Видно, терпит.

– Давно болит?

– С утра. У меня, доктор, аневризма. На УЗИ видели ещё два года назад.