А потом он приходил домой и опять ждал, ждал. Ждал сначала звонка. Потом ждал приезда. Либо стоял на балконе, либо стоял у окна. И ждал, ждал. О! Холодок, холодок метнулся на своё законное место – это машина выехала из-за угла. Вот она выходит из машины. На ходу, пультом, запирает двери и бежит к подъезду. Бежит, бежит! Осторожно, дорогая! Не беги! А при этом и одновременно: быстрей, быстрей – я же так давно жду тебя… может, всю жизнь…
И так почти каждый день. Какое счастье! Ефим Борисович просыпался рано и всегда вставал легко. Быстро под душ. Сначала горячий, потом холодный. И всё. И он в хорошем виде. И никакой зарядки. Он уже заряжен. Сколь прекрасна смена температур. Климата. Условий существования. Смена… Нет, нет! Больше он ничего не хотел менять. Сейчас он страшился перемен, холил и лелеял павшую на него стабильность.
Да и сегодня, как всегда, он хотел подняться и – быстрей под душ, но что-то не можется… Он лежал и вспоминал… вот то и вспоминал, о чём написано было в самом начале. Да. Да – её грудь приспособлена для родов, для кормлений. А как хорошо, если бы она родила ему дочку. Он уже представлял себе её, свою дочку. В этом и выразился весь его эгоизм: у него-то было два сына и ему мнилось, как родит она ему девочку. Но у Иланы была дочка. Ей бы, наверное, лучше мальчика. Но он не думал о ней. Вот ведь, как интересно. Он её любил, как ему казалось, вернее, как ему в душе выговаривалось, а… Да не мальчика для Иланы, а девочку для себя. Размечтался. Г-споди! Ещё недавно она лежала рядом. Он наслаждался теплом её… нет, конечно, теплом души. Душа разборчива – плоть всеядна. Не сравнить тепло души и плоти. Он подумал, что долго длится беременность и что возникнут сложности в общении. Разного вида общения. А потом он вспомнил про баночку против беременности и решительно приподнялся в постели.
А неохота. Такого не бывает. Холодок, холодок, но не тот, пугающий и ласкающий. Холодок по всему телу. Да, это ж просто озноб, наконец, сообразил доктор. «То-то мне и вставать не хочется. Надо бы температурку померить».
Короче, заболел Ефим Борисович.
Позвонить – не позвонить? Сказать – не говорить? Вот в чём вопрос. Хочется сказать – быстрей приедет. Сказать – волноваться будет. Волноваться! «Хорошо об себе думаешь» – себе и сказал Ефим Борисович. Всегда, больше двух часов он не выдерживал, не слыша её голоса, а тут ни звонка, ни голоса. Всегда он уже сам звонил, если не оперировал. А тут на тебе: звонить – не звонить. Гамлетовская высота.
Телефон откликнулся! Господи! Слава Ему!