- Ну, вроде бы мы от какого-то… типа, великого изобретателя, - неуверенно проговорил Кит. – Только он скрывался от всех. У него самый большой… ну это, талант был, и он боялся, что его заставят создавать оружие. Какое-нибудь самое страшное.
- Так это мне знакомо, - с облегчением заметил дед и даже немного отстранился от Кита, как будто был очень доволен его ответом. – Только скрыться некуда, далеко не убежишь…
Он подумал немного… и стал стучать по сундуку пальцами другой руки, правая устала.
- Чует мое сердце, что я и есть его родной сын, - вдруг с воодушевлением и чуть ли не в полный голос проговорил Петр Андреевич.
Гулко и пугливо бухнуло сердце у Кита, и мурашки пробежали по спине: вот он, что ли, еще один момент истины…
- Я ведь подкидышем рос, - признался Петр Андреевич. – Меня ведь подкинули, вообрази, прямо на паровоз под парами… да, отцу моему новому Андрею Никифорычу. Машинистом он был… С запиской какой-то загадочной… и, подумай, с пачкой ассигнаций, тех еще. Это ж в самом конце еще прошлого века случилось, в последний год… вот считай когда. И от Москвы далече. Под Ревелем. Это уж мне отец на смертном одре признался. А только, что в той записке было, и почему он меня в приют не отдал, так и не открыл… Правда, они до меня с матерью бездетными были. И деньги потом из разных мест долгое время приходили… я уж вырос на них. Видать, от того изобретателя, как разумеешь?
- Наверно, от него, - кивнул Кит и не выдержал. – У нас еще легенда есть…
Кит замолк, заколебался…
- Ну! – строго велел прапрадед.
Теперь Кит наклонился ближе к недальнему родичу, сглотнул всухую и сказал:
- Вроде из Германии он родом был…
Петр Андреевич совсем не удивился и не отшатнулся. Только собрался весь, свел брови.
- Так и думал, - мрачно и мужественно кивнул он. – Вот оно. Сходится. Немец, значит… Только матери потом копились одна за другую наши, да?
И вздохнул, опустил плечи.
- Ох, какая война у нас, Никита… - с болью вздохнул он. – Ох, какая большая. Тройная война!
- Как это, «тройная»?! – изумился Кит.
- Одна вот здесь. Сам видишь. Огромная. Народная… с немцами нынешними бьемся, – железно чеканил Петр Андреевич. – И нам с тобой – это особо тяжкий груз. А другая-то – еще огромнее… хоть, может, без таких страданий и крови, как ныне… да только огромнее, понимай как знаешь. Там она вся! В ней, как понимаю, смысл и судьба не то, что страны нашей… и даже шара земного, а всего мироздания решается.
И обоими указательными пальцами указал вверх и немного в стороны, как бы охватывая этим простым углом весь невидимый сейчас небосвод.