Масштабы осмысления хатынских событий обусловили включение в повесть элементов, очень напоминающих текст фантастического произведения, обращение к терминологии науки и научной фантастики. Сцепление разновременных событий, их «вселенское» осмысление необычайно повышают эмоциональное напряжение повести, глубину авторской (и читательской) боли, гнева, тревоги. Пожалуй, именно поэтому «Хатынская повесть» написана непривычно суровыми красками: огненными, слепящими, кроваво-черными. Это поэтическое следствие авторской концепции, которая намечена уже в эпиграфах к повести. Их три: первый—из документов второй мировой войны (об уничтожении фашистами в Белоруссии людей в деревнях), второй—из «Исповеди» американского лейтенанта Колли, повинного в уничтожении вьетнамской деревни Сонгми, третий — из «Обращения» советских космонавтов к людям Земли из Космоса 22 июня 1972 года. Если, читая повесть, все время держать в уме эпиграфы и через них всматриваться в текст, обнаруживается очень своеобразное, но тем не менее очевидное единство авторского замысла. Тогда резко очерченные внешне границы между обнаженной публицистической мыслью и мыслью художественной начинают размываться, публицистические островки оказываются соединенными с «материком» повести многочисленными, незаметными на первый взгляд переходами
Но почему же в публицистике «Хатынской повести» слышны фантастические мотивы? Да все по той же причине: фантастика едва ли не самая естественная и удобная форма художественного выражения космического мышления современного человека.
Интересны и некоторые (а их немало) формулировки Адамовича-исследователя, выполненные, в отличие от «Хатынской повести», без всякого образного прикрытия. Вот фрагмент из статьи о белорусской литературе, в которой проблемы собственно фантастики не затрагиваются вовсе: «Сегодня мы, земляне, делаем научные, технические усилия, чтобы услышать, уловить из глубин космоса сигналы вероятных мыслящих существ, внеземных цивилизаций. Занялись этим мы, люди, и оттого, что возможность техническая появилась, а человек ненасытно любознателен, и оттого, что мы сами, благодаря спутникам, «Союзам» и «Аполлонам», становимся космической цивилизацией, и еще—от сдвоенного чувства надежды на открытие иных цивилизаций и желания поскорее убедиться, что мы во вселенной не одиноки, не «случайность», что мы не могли не «возникнуть».
У А. Адамовича нет фантастических произведений, но фантастические темы, фантастические мотивы уже вошли в его творчество—и художественное, и исследовательское. Аналитик стремится к образной форме и блестяще владеет ею. Художник настроен на обобщения глобального охвата. Какие прекрасные предпосылки для работы в жанрах современной фантастики!