— Другие часто тебя прощали?..
(О, дорогая! Уж если они мне писали, то, верно, предполагали, что я буду их за руку брать!)
— Зачем же ты так! — ответил я Гуль. — Какие другие?
— Те, что признавались тебе в любви. Или ты их забыл? Теперь моя очередь? Ширин на моих глазах писала тебе. А потом бегала за тобой, как привязанная. И о других знаю.
— Когда есть ты, зачем они мне? Я и смотреть на них не хочу.
Мы прошли молча несколько шагов, как вдруг ока остановилась.
— Вот здесь я живу. Пойдём к нам?
— Неудобно.
Гуль настаивала.
— Идём, идём!
— Да нет, в другой раз…
— Если ты меня любишь!..
Что я мог на это ответить?
Было начало мая, но погода стояла ещё прохладная. Широкий просторный двор был недавно полит, пахло свежестью и сырой землёй. Мне вспомнилось наше село, колхозные поля перед весенней страдой, неповторимый запах пашни, готовой принять в себя семена.
В углу двора стояла беседка, увитая виноградными лозами. Дорожка, ведущая к дому, была заасфальтирована. Вокруг много цветов, несколько фруктовых деревьев.
Из дома вышла немолодая женщина; очень похожая на Гуль. Увидев нас, она удивилась.
— Ты уже пришла, Гульджан?
— Да, мама, — ответила девушка, подталкивая меня вперёд. — Вот, привела к нам гостя. Писатель. Помнишь, я о нём уже рассказывала?
Женщина приветливо сказала:
— Гость на порог — радость в дом. Хорошо, что пригласила. Присаживайтесь, сейчас чай будем пить.
Но Гуль повела меня показывать дом. Мы переходили из одной комнату в другую, Гуль обращала моё внимание то на гобелен, купленный отцом в ГДР, то на румынский гарнитур светлого дерева, то на люстру из чешского хрусталя, тихо позванивающую подвесками при каждом нашем движении.
— Вот здесь мы и живём: мама, папа и я, — сказала девушка. — Тесновато, правда.
До чего же странно устроен человек, подумал я, всё, что он имеет, ему кажется недостаточным. Дай больше — опять скажет: мало!
Пока мы осматривали «тесное жилище», пришёл отец Гуль. Он оказался преподавателем нашего университета (о чём я и не подозревал).
— А, уважаемый писатель, — приветствовал он меня. — Всегда рады вас видеть! Какой гость пожаловал! Сам писатель Оразов!
Голос Сахада Ниязовича совсем был не похож на тот, каким он читал лекции. Сейчас в нём было или явное почтение, или — откровенная ирония. (Это я уж потом пытался анализировать, а в то время я только почтение окружающих ощущал. Ещё бы — писатель!)
— Ну что же мы стоим, как бедные родственники! Пожалуйте к столу.
Я попытался было отказаться, но запах пищи ударил мне в нос, и я почувствовал, что сильно проголодался.