— Глянь, глянь! — первым выскочил один из парней. — Стыда, что ли, нет у этой девки? Незнакомого парня разувает!..
— И верно! — подхватил другой. — Ни стыда, ни ума.
— Вон как за сапог уцепилась, не отнимешь у неё…
— А парень-то хоть достоин, чтоб его разували?
— Может, чесоточный какой, а?
…Уж тут скажут — держишь только. И не вздумай обидеться. Со всех сторон сыпались колкие словечки. Правда, кое-кто стал и хвалить жениха. Особенно старалась одна молоденькая гелин — она только что вышла замуж, и, по обычаю кайтармы, на время вернулась от мужа к родителям. Она в своё время с Огульдженнет училась в одном классе. Растолкав парней, женщина протиснулась к невесте, обняла её за плечи:
— Душечка, не слушай ты их, пусть болтают что хотят! — Потом обернулась к насмешникам: — Зря вы стараетесь, уважаемые! Уж будьте уверены, Огульдженнет Чопана знает лучше, чем вы, сколько вас тут ни есть!..
— Вах, так и ты, видно, не знаешь, — наседал на неё кто-то из самых назойливых. — Прошлым летом Чопан с арбы свалился и ногу сломал, а кость-то и срослась криво.
— Да уж ладно тебе! — попытался кто-то его урезонить.
— Ах-ха-ха-а!..
— Ой, ногу мне отдавил, неуклюжий!
Шум, толкотня всё не утихали. Кто стоял позади — норовил пролезть вперёд, поглядеть, ловко ли невеста жениху сапоги стягивает и пришивает, как принято, пуговицы на рубаху. Огульдженнет между тем медлила — от волнения у неё дрожали руки.
И в эту самую минуту сквозь толпу протиснулась Оразгюль. Весь день и вечер она искала, на что бы ей излить скопившуюся на дне души злобу. И, кажется, нашла в конце концов.
— Что ты копаешься, дрянь девчонка?! — с ходу закричала она. — Заставляешь людей ждать… Или ты не умеешь пуговицу пришить? Или, может, сапоги с мужа снять позором для себя считаешь? Негодная, ты что — решила новые порядки заводить?! Ну-ка, живо!
И она в припадке ярости толкнула девушку в плечо. Шум и говор вокруг разом смолкли. Послышались неодобрительные замечания, вопросы:
— Что это за скандальная баба?
— Голубушка, ты в своём ли уме?
— Похоже, что нет…
— Не вам, безмозглые, судить об этом! — взвизгнула Оразгюль, и лютая злоба перекосила её лицо.
— Эй, придержи язык! — с угрозой проговорила женщина, прикрывавшая рот яшмаком.
— Сама придержи, поганая дочь осла! — продолжала бесноваться жена Атака. Тут уж не выдержали мужчины, дотоле с достоинством молчавшие:
— Постыдись, сестрица, ведь себя роняешь перед всеми!
— Старшая родственница, хозяйка на тое, — а гостям настроение портишь…
— Слушай, а кто всё-таки эта баба? Что-то узнать не могу…