Вдруг Огульдженнет вскочила на ноги. В пей было столько решимости, что со стороны могло показаться — не вздумала ли она вознестись к одной из этих звёзд? Но нет, она направилась к дому Атака. Там горел свет и слышался говор. Огульдженнет подумала, что свёкор со свекровью там. Но, прислушавшись, поняла, что их там нет. И несмотря на это, Огульдженнет протянула руку, чтобы открыть дверь. Рука затряслась, ещё не коснувшись ручки двери. Нет, тряслись не только руки, тряслась Огульдженнет всем телом. Она распахнула дверь и молча остановилась, словно вкопанная.
С одной стороны печки сидела Оразгюль, а с другой — Атак. Дети уже спали. В печке дружно трещали ветки гребенчука. Атак и Оразгюль удивлённо, с открытыми ртами смотрели на Огульдженнет. За один д'ень она изменилась до неузнаваемости. Её лицо густо покрылось чёрными пятнами. Губы высохли и тоже почернели. Глаза ввалились, словно после долгой болезни. Даже ростом она стала пониже.
Оразгюль поднялась и, скривив губы, сказала:
— Хм-м, что, замуж захотелось?
Но Атак оборвал её и, обращаясь уже к Огульдженнет, спросил:
— Что с тобою?
Огульдженнет громко зарыдала и закрыла лицо руками.
— Отец Энеш, дай мне ключ от моего дома.
Атак, опустив голову, молча протянул ей ключ.
Перевод А.Зырина
Агагельды АЛЛАНАЗАРОВ
СЕМЬ ЗЁРЕН
ПЕРВОЕ УВОЛЬНЕНИЕ
Весенний день. Выйдя из зелёных ворот со звёздами на створках, повернул к югу и пошёл по тропинке, ведущей в город. Первое увольнение! Чем ближе подходил я к городу, тем шаги мои становились легче.
Первым делом сфотографироваться. Моя мать и жена просили об этом в каждом письме: «Пришли своё фото. Хочется поглядеть, каким ты стал солдатом». Получат и обрадуются. Я невольно улыбнулся. Говоря откровенно, мне и самому хотелось взглянуть на себя в десантной форме. Пока я сидел в фотоателье, низко висевшие над городом облака разверзлись. Прозрачные капельки ударялись о стволы деревьев и по ним стекали на землю…
Смешавшись со степенными горожанами, брёл я по городу и через часок-другой оказался на улице, вымощенной камнем. Эта узкая улочка вела на восточные окраины, дома встречались всё реже, а затем и вовсе исчезли. Я и раньше знал, что там текла речка, огибая город, будто пугливая лошадь, сторонящаяся опасности. И хотя мне ни разу не пришлось сидеть на её берегу, я успел подружиться с нею. Мы часто проезжали на машине по мосту. Сейчас река потеряла летний вид: пет здесь шумного веселья, не видно девушек в купальниках, не снуют лодки вверх и вниз по течению. Но и тот скромный пейзаж, что предстал передо мной, был мне мил.