Когда я пришла в мастерскую, мольберт и стул были отодвинуты в сторону, а на их месте стоял письменный стол, с которого убрали все бумаги и гравюры. На столе стоял большой ящик размером с сундук для одежды. С одной стороны к нему был приделан ящик поменьше, из которого торчала какая-то трубка.
Я не поняла, что это такое, но не посмела его трогать — просто занялась уборкой, время от времени поглядывая на ящик, словно в надежде, что вдруг пойму его назначение. Я прибрала угол, потом подмела и протерла пыль в других местах, смахнула пыль с ящика, едва его касаясь, вычистила кладовку и вымыла пол. Когда все дела были сделаны, я встала перед ящиком, сложив руки на груди. Потом обошла вокруг него.
Я стояла спиной к двери, но вдруг почувствовала, что он появился в дверях. Я не знала, повернуться к нему лицом или ждать, пока он сам со мной заговорит.
Дверь скрипнула, и я обернулась. Он стоял, прислонившись к косяку, и поверх каждодневной одежды на нем был длинный черный халат. Он с любопытством смотрел на меня, но, видимо, не опасался, что я сломаю ящик.
— Хочешь туда заглянуть?
Это был первый раз, когда он прямо обратился ко мне — первый раз после нашего разговора об овощах несколько недель назад.
— Да, сударь, хочу, — ответила я, толком не понимая, на что я соглашаюсь. — Что это такое?
— Это называется «камера-обскура».
Его слова для меня ничего не значили. Я отступила в сторону и смотрела, как он отстегнул защелку и поднял половину крышки ящика, которая присоединялась к другой половине на петлях. Он подпер крышку под углом, так что ящик был открыт только частично. Под крышкой виднелось что-то стеклянное. Он наклонился и стал туда вглядываться, потом взялся за трубку, вделанную в стенку маленького ящика. Он внимательно смотрел в ящик, и я подумала: на что он смотрит? Там же ничего нет.
Выпрямившись, он посмотрел в угол, который я так тщательно прибрала, потом закрыл ставни на среднем окне, так чтобы комнату освещало лишь угловое окно.
Потом снял с себя халат.
Я испуганно переминалась с ноги на ногу.
Он снял шляпу и положил ее на стул, стоявший перед мольбертом, затем накинул халат на голову и опять наклонился к ящику.
Я сделала шаг назад и оглянулась на дверь. Катарина последнее время избегала подниматься по лестнице, но вдруг там окажется Мария Тинс или Корнелия? Что они подумают? Опять повернувшись к нему лицом, я уставилась на его башмаки, на которые вечером навела глянец.
Наконец он выпрямился и стянул с головы халат, растрепав волосы.
— Ну вот, Грета. Готово. Погляди-ка.
Он отступил от ящика и жестом предложил мне подойти к нему. Я не могла двинуться с места.