Я покраснела.
— Да, сударь, мне говорили, что я имею привычку широко раскрывать глаза.
— Еще раз хочешь посмотреть?
Мне вовсе этого не хотелось, но я не могла в этом признаться. Подумав секунду, я сказала:
— Я погляжу, сударь, но только если вы выйдете из комнаты.
Это его, казалось, удивило и позабавило.
— Хорошо, — сказал он и протянул мне халат. — Я вернусь через несколько минут и, прежде чем войти, постучу в дверь.
Он ушел, закрыв за собой дверь. Я держала халат в трясущихся руках и думала, что, может быть, мне только притвориться, что я посмотрела в ящик. Но он поймет, что я солгала.
Кроме того, мне было любопытно. Без него я могла думать о том, что я там увижу, без особого страха. Я глубоко вдохнула воздух и посмотрела в глубь ящика. На матовом стекле мне было видно неясное отражение стоящих в углу предметов. Когда я накрыла голову халатом, картинка стала «воспроизводиться», как он сказал, все отчетливее — стол, стулья, желтая гардина в углу, стена с географической картой, керамический горшочек, поблескивающий на столе, оловянная миска, пуховка, письмо. Они все были «воспроизведены» на плоской поверхности матового стекла. Картина — и одновременно не совсем картина. Я потрогала стекло пальцем — оно было гладким и прохладным, и на нем не было никаких следов краски. Я сняла халат, и картинка опять потускнела. Но я все еще ее видела. Я опять накинула на голову халат, закрывший мне свет из окон, и увидела яркие краски. Они казались даже ярче и сочнее, чем на самом деле.
Теперь мне стало так же трудно оторваться от ящика, как было трудно отвести взор от дамы с жемчужным ожерельем, когда я впервые увидела ее на картине. Когда я услышала стук в дверь, я едва успела выпрямиться и сбросить с головы халат.
— Посмотрела, Грета? — спросил он, войдя в комнату. — Внимательно посмотрела?
— Я посмотрела, сударь, но мне все же неясно, что я там увидела. — Я поправила капор.
— Удивительная штука, правда? Когда мой друг показал мне ее в первый раз, я так же удивился, как и ты.
— Но зачем вам глядеть в нее, сударь, когда вы можете смотреть на свою картину?
— Ты не понимаешь. — Он постучал по ящику. — Это — орудие. Оно помогает мне видеть — для того, чтобы я мог правильно изобразить все на картине.
— Но вы же можете все это видеть и собственными глазами.
— Верно, но глаза видят не всё.
Мои глаза невольно метнулись в угол, словно для того, чтобы обнаружить нечто скрытое от меня раньше за пуховкой, едва видневшейся в тени от синей ткани.
— Скажи, Грета, — продолжал он, — ты думаешь, что я просто рисую то, что стоит там в углу?