Я ничего не ответила. Через некоторое время запах трубки исчез.
На следующее утро хозяин пришел в мастерскую, когда я подметала пол.
— Мне очень жаль, что твою семью постигло такое несчастье, Грета, — сказал он.
Я подняла на него глаза. Его взгляд светился сочувствием, и, набравшись смелости, я спросила:
— Вы не знаете, сударь, карантин уже объявили?
— Да, вчера утром.
— Спасибо, сударь.
Он кивнул и повернулся идти. Но тут я сказала:
— Можно мне у вас еще что-то спросить, сударь? Про картину.
Он остановился в дверях:
— Что такое?
— Когда вы смотрели в ящик, он сказал вам, что из картины надо убрать карту?
— Да, сказал. — Он впился в меня взглядом, как аист, увидевший зазевавшуюся рыбешку. — А тебе картина больше нравится без карты?
— Да, она стала лучше.
Вряд ли я осмелилась бы сказать ему такое в другое время, но беда, постигшая моих родных, прибавила мне дерзости.
Он улыбнулся такой теплой улыбкой, что моя рука судорожно стиснула веник.
Работа валилась у меня из рук. Меня не покидала тревога за мою семью, и мне было безразлично, чисто ли я вымыла полы и хорошо ли солнце выбелило простыни. Когда я раньше старалась изо всех сил, никто ни разу меня не похвалил, но все заметили, когда я стала работать небрежно. Лисбет пожаловалась, что я дала ей фартук с пятнами. Таннеке ворчала, что я так мету пол, что пыль оседает на посуде. Катарина несколько раз отругала меня — за то, что я забыла погладить рукава ее рубашки, за то, что вместо селедки я купила треску, за то, что не уследила за очагом и огонь потух.
Проходя мимо меня в коридоре, Мария Тинс пробормотала:
— Возьми себя в руки, девушка.
Только в мастерской я убиралась так же старательно, как прежде, соблюдая его приказ ничего не сдвигать с места.
Когда наступило первое воскресенье, в которое мне не позволили пойти домой, я сначала не знала, что с собой делать. В нашу церковь я пойти тоже не могла — она была в закрытой зоне. Но и в доме мне оставаться не хотелось. Не зная, что делают католики по воскресеньям, я все равно не хотела находиться среди них.
Они ушли все вместе на службу в иезуитской церкви. Девочки надели нарядные платья, и даже Таннеке приоделась: на ней было бежевое шерстяное платье, и на руках она держала Иоганна. Катарина шла очень медленно, опираясь на руку своего мужа. Мария Тинс заперла за собой дверь. Я стояла на площадке перед домом, раздумывая, куда пойти. В стоящей напротив нашего дома Новой церкви колокола пробили время.
В этой церкви меня крестили, подумала я. Неужели меня не пустят туда на службу?
Я прокралась в огромную церковь, ощущая себя мышью, забравшейся в богатый дом. Внутри был прохладный полумрак. Гладкие белые колонны вздымались ввысь, подпирая потолок, который, казалось, был почти так же далеко, как небо. За алтарем стояла величественная мраморная гробница Вильгельма Оранского.