Закат Империи. От порядка к хаосу (Экштут) - страница 124

После этой выставки Дягилев уже не работал в России и занялся организацией Русских балетных сезонов в Париже. Однако ирония истории была такова, что другой человек, находящийся в это время в эмиграции в Швейцарии, с не­терпением ожидал момент возвращения в Россию. И его будущая деятельность в России не только «оскорбила эсте­тику жизни», но и принесла множество смертей, и ни одна из этих грядущих смертей не стала «так же красива и так же лучезарна, как Воскресение». Имя этого человека Владимир Ильич Ульянов (Ленин). Его литературные пристрастия вполне соответствовали духу времени. Стихи Надсона Ле­нин знал наизусть и даже использовал их в качестве ключа для шифрованной партийной переписки>353. Щедрин был его любимейшим писателем. В пятидесяти пяти томах Пол­ного собрания сочинений Ленина произведения сатирика цитируются или упоминаются 176 раз: 165 раз до победы Октябрьской революции и лишь 11 раз - после победы. Это абсолютный рекорд. Произведения Толстого цитируются и упоминаются 20 раз, а Пушкина — только 14 раз.

«Впечатления и эффекты изумительные»

Газета «Московские ведомости», носившая официаль­ный характер, в мае 1889 года так откликнулась на смерть Салтыкова-Щедрина: «В тяжелое смутное время конца семидесятых и начала восьмидесятых годов "сатира" Ще­дрина была таким же развращающим и разрушающим орудием в руках наших террористов, как их подпольные листки, заграничные брошюры и динамитные бомбы. М.Е. Салтыков знал это и не прекращал своих глумлений над теми мерами, которые правительству приходилось при­нимать в борьбе с революционным террором. Террористы того времени делились на нелегальных и легальных деяте­лей. Щедрин был, несомненно, самым ярким и даровитым представителем последней категории, принесший России гораздо больше нравственного вреда, чем первая»>354. Хотя этот отклик консервативной газеты, взявшей на себя «по­лицейские обязанности в литературе»>355, чем-то напоминает посмертный донос на знаменитого сатирика, в обвинитель­ном заключении старейшей русской газеты было много справедливого. Повторю, русские интеллигенты, всегда и везде критиковавшие действия правительства и саркасти­чески относившиеся к прошлому, воспринимали не только минувшее, но и настоящее Российской империи сквозь при­зму салтыковской сатиры. Окружающая действительность рассматривалась интеллигенцией как материализация всем хорошо известных текстов.

Василий Васильевич Розанов с нескрываемой душевной болью констатировал: «У нас нет совсем мечты своей родины». <...> Только у прошедшего русскую гимназию и универси­тет - "проклятая Россия". Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии "ниспровержения государственного строя". <...> Да и сатирик отлично всё это знал. - "Почитав у вас об отечестве, десятилетний полезет на стену". У нас слово "отечество" узнается одновременно со словом "проклятие"»