. Именно так и произошло. События стали развиваться по трагическому сценарию российской Кассандры. На смену лету 1876 года, согласно календарю, пришла осень. И эта осень стала осенью империи. Великая русская литература воспела эту поэзию увядания и запечатлела сумерки дворянской культуры: разорённые дворянские гнёзда, вырубленные вишнёвые сады, опустевшие тёмные аллеи. И лишь увядание победных лавров не нашло ни своего бытописателя, ни своего поэта.
Мадригалы на бой, или Географические фанфоронады
Если посмотреть на взаимодействие системы имперских ценностей и русской культуры сквозь призму интеллектуальной истории, то в большом времени истории можно увидеть любопытную закономерность. Ломоносов, Державин и их менее известные современники XVIII века воспевают победы русского оружия в торжественных одах. И эти похвальные оды становятся фактом не только русской поэзии, но и русской культуры. С написанной Михаилом Васильевичем Ломоносовым во время учёбы в саксонском городе Фрейберге и посланной им в Петербург «Оды блаженныя памяти государыне императрице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года» и приложенного к ней «Письма о правилах российского стихотворства» началась новая русская поэзия. Русская поэзия обязана своим рождением той экзальтации, которую испытал студент Михайло Ломоносов при получении известия о ратном подвиге россиян: «Восторг внезапный ум пленил»>39. Так начинается его ода. Это состояние прилива душевных сил и творческого подъёма привело Ломоносова на гору Парнас, где обитали музы, а Кастальский ключ у её подножия стал для него родником поэтического вдохновения. Итак, именно победоносную войну следует принять за первотолчок — начальную причину возникновения и источник последующего движения российской поэтической материи в пространстве и времени.
Шумит с ручьями бор и дол:
Победа, росская победа!
Но враг, что от меча ушёл,
Боится собственного следа.
Тогда увидев бег своих,
Луна стыдилась сраму их...
Не вся твоя тут, Порта, казнь,
Не так тебя смирять достойно,
Но болыну нанести боязнь,
Что жить нам не дала спокойно.
Ещё высоких мыслей страсть
Претит тебе пред Анной пасть.
Где можешь ты от ней укрыться?
Дамаск, Каир, Алепп сгорит,
Обставят русским флотом Крит;
Евфрат в твоей крови смутится.
Творческая фантазия гениального студента на несколько десятилетий опередила как своё время, так и самые дерзновенные геополитические планы российского Левиафана. Юная российская поэзия оказалась более проворной, чем перо дипломата или шпага воина. Ода произвела настоящий фурор в образованном обществе Северной столицы, однако «географические фанфаронады»