Он высвободил руку, посмотрел на меня с грустью. Даже с жалостью.
— Тебя прикончат раньше.
— Лучше бы это случилось с тобой.
Он ушел, не обернувшись. Какое-то мгновение я смотрел ему вслед. Я заказал вторую чашку кофе. Пара итальянских туристов встала и ушла, расточая «чао, чао».
Если в Марселе Уго имел кого-то из близких, то они, конечно, газет не читали. Никто не объявился ни после того, как его пристрелили, ни после появления извещения о смерти, что я передал в утренние выпуски трех ежедневных газет. Разрешение на захоронение было выдано в пятницу. Мне пришлось выбирать. Я не желал, чтобы его бросили в общую могилу как собаку. Я достал мою заначку и взял на себя похоронные расходы. В этом году я в отпуск не поеду. Впрочем, я никогда не езжу в отпуск.
Могильщики открыли склеп. В нем были похоронены мои родители. Внутри еще оставалось место для меня. Но я решил подождать. Я не считал, что еще один постоялец может их стеснить. Стояла адская жара. Я посмотрел в темную и сырую дыру. Уго она не понравилась бы. Да и никому другому. Лейле тоже. Мы похороним ее завтра. Я еще не решил, пойду или нет. Для них, Мулуда и его детей, я теперь был совсем чужой. К тому же полицейский. Который ничему не мог помешать.
Все разваливалось. Последние годы я жил в спокойствии и равнодушии. Словно меня не было на свете. Ничто меня по-настоящему не трогало. Ни старые приятели, которые больше не звонили. Ни женщины, которые меня бросали. Я приглушил мои мечты, мои ненависти. Я старел, не имея больше никаких желаний. Жил без страсти. Спал со шлюхами. И счастье было лишь на конце удочки.
Смерть Маню встряхнула все это. Вероятно, слишком слабо, если судить по моей шкале Рихтера. Смерть Уго была пощечиной. По всей морде. Она извлекла меня из старого, нечистого сна. Я пробудился к жизни, и ни хрена не случилось. То, что я думал о Маню и Уго, ничего не меняло в моей жизни. Они-то пожили всласть. Мне очень хотелось бы поговорить с Уго, попросить рассказать о его странствиях. Сидя ночью на скалах в Гуд, мы мечтали лишь об этом — уехать куда глаза глядят.
«Черт возьми! Почему им хочется бежать в такую даль!» — возмущался Туану. Он призывал в свидетели Онорину. «Что они хотят там увидеть, эти мальчишки! Что?! Ну, ты можешь мне сказать! У нас тут все страны есть. Люди всех рас. Представители всех широт». Онорина ставила перед нами тарелки с рыбным супом.
— Наши отцы пришли сюда из разных мест. Они осели в этом городе. Вот так-то! Все, что они искали, они нашли здесь. И, черт побери, даже если они по-настоящему ничего не нашли, они, учти это, остались тут.