На улице, прежде чем посадить его в фургон, мы позволили себе выкурить по сигарете. Чтобы дать всем, кто уже высунулся из окон, поглядеть на него. Информация распространится во всех кварталах. Муррабед в трусах — эта картинка будет вызывать улыбку, запомнится. Это совсем другое дело, нежели попасться в украденной машине, за которой полиция гоняется по всем кварталам.
Мы заявились в комиссариат Эстака без предупреждения. Наше появление не вызвало там восторга. Они уже видели себя осажденными сотнями арабских парней, вооруженных до зубов. Они хотели отправить нас обратно. В наше отделение комиссариата.
— Жалоба была принята здесь, — пояснил Пероль. — Поэтому мы и приехали сюда уладить это дело. Логично, да? (Он толкал перед собой Муррабеда.) Скоро получим еще одну клиентку. Малолетку, которую мы взяли вместе с ним. Сейчас она одевается.
На месте мы оставили Черутти с десятком парней. Я хотел, чтобы они сняли показания с девушки. Чтобы они тщательно обыскали и квартиру, и машину Муррабеда. Потом они сообщат родителям и доставят ее сюда.
— Уверен, народу будет много, как я и говорил.
Муррабед сидел и слушал нас. Он почти смеялся над нами. Я подошел к нему, схватил его за шею и поставил на ноги, не отпуская.
— Почему ты здесь? Сечешь?
— Угу. Вчера вечером я дал в морду какому-то хмырю. Пьяный был вдрызг.
— Хорошо. У тебя, кажется, было лезвие от бритвы. Верно?
Потом я совершенно обессилел. Мертвенно побледнел. Ноги у меня задрожали. Я мог запросто упасть и меня сильно тошнило. Я не знал, что произойдет раньше.
— Фабио! — сказал Пероль.
— Отведи меня в сортир.
С утра я проглотил шесть таблеток долипрана, три таблетки гюронсана и литры кофе. Бодряком я не был, но на ногах держался. Когда зазвонил будильник, Мари-Лу что-то пробормотала и повернулась на другой бок. Я заставил ее принять таблетку лексомила, чтобы она спала спокойно. У меня разламывались плечи, спина. И не отпускала боль. Как только я ступил на пол, она охватила все тело. Казалось, что в желудке у меня стрекочет швейная машинка. Боль пробудила во мне ненависть.
— Батисти, — сказал я, едва он снял трубку. — Твои дружки должны были меня прикончить. Но ты всего-навсего старый мудак с забитой дерьмом дырой в жопе. Тебе в твоей сволочной жизни будет совсем хреново.
— Монтале! — проорал он в трубку.
— Ну что? Я слушаю.
— Что ты несешь?
— То, что я попал под дорожный каток, мудила! У тебя встанет, если я сообщу тебе подробности?
— Монтале, я здесь ни при чем. Клянусь тебе!
— Не клянись, педераст поносный! Ты мне объяснишь?
— Я здесь ни при чем.