— Ну и что ты будешь делать? (Я пожал плечами.) Только не говори, что ты останешься на сверхсрочной вместе с этими педерастами.
— Нет. Я свое оттрубил.
— А что дальше?
— Я об этом ничего не знаю, Уго. Но я больше не желаю грязных дел.
— Ну что ж, наймись на завод Рено! Мудак!
Он в бешенстве вскочил и побежал под душ. Уго и Маню любили друг друга как братья. Я так и не стал им по-настоящему близким. Но Маню пожирала ненависть к миру. Он больше ничего не замечал. Даже море, по которому еще плавали наши юношеские мечты. Для Уго это было слишком. Он обратился в мою сторону. С годами между нами установилось чудесное понимание. Несмотря на разность характеров, мы пережили одни и те же безумные увлечения.
Уго понял причину моего «бегства». Позднее. Когда столкнулся с другим вооруженным ограблением. Он покинул Марсель, отрекся от Лолы, уверенный, что я последую за ним. Чтобы снова вернуться к прочитанным нами книгам, к нашим мечтам. Красное море было для нас подлинным исходным пунктом любого приключения. Ради этого Уго и добрался до Джибути. Но я не пожелал последовать за ним туда, куда он хотел отправиться. У меня не было ни склонности, ни мужества к подобным похождениям.
Я вернулся во Францию. Уго уехал в Аден, не попрощавшись со мной. Маню снова встретил меня без радости. Лола без особой любви. Маню попадал в грязные истории. Лола служила официанткой в «Сэнтра», баре в Старом порту. Они жили ожиданием возвращения Уго. Каждый со своими любовными авантюрами, которые делали их чужими друг другу. Каждая новая женщина отдаляла его от Лолы. Лола любила естественно, как дышат. Она уехала на два года в Мадрид, снова вернулась в Марсель, опять уехала, чтобы поселиться в Арьеже, у двоюродных братьев. Каждый раз она возвращалась, а Уго на месте встречи не оказывалось.
Три года назад Маню и Лола поселились в Эстак, решив начать жить вместе. Для Маню это оказалось слишком поздно. Наверное, к этому решению его подтолкнула досада. Или страх, что Лола снова уедет и он вновь окажется один. Со своими погибшими мечтами. И своей ненавистью. Я же мыкался на протяжении долгих месяцев. Уго оказался прав. Надо было приспосабливаться. Убираться в другое место. Или убивать. Но я не был убийцей. Поэтому я стал полицейским. «О черт!» — подумал я в ярости от того, что не могу уснуть.
Я встал, сварил кофе и снова принял душ. Я, стоя голым, пил кофе. Я поставил диск Паоло Конте и сел в кресло. Guardate dia treni in corsa…[24]
Хорошо, у меня есть след. Тони. Третий человек. Может быть. Как эти типы схватили Лейлу? Где? Когда? Почему? Зачем мне надо было ставить перед собой эти вопросы? Они ее изнасиловали, потом убили. Это и было ответом на вопросы. Она была мертва. К чему задаваться вопросом. Чтобы понять. Мне всегда было необходимо понять. Маню, Уго, Лейлу. И Лолу. И всех остальных. Но разве сегодня уцелело нечто, требующее понимания? Разве все мы не заняты тем, что бьемся головой о стены? Потому что ответов больше не существует. А вопросы ни к чему не ведут.