Мари-Лу убежала из дома в семнадцать лет, выйдя вечером из лицея. Ее школьный дружок струсил. Первый дальнобойщик, которого она встретила, ехал в Рим.
— Я все поняла лишь на обратном пути. Поняла, что я стану шлюхой. Он бросил меня в Лионе, дав пять франков. У него были жена и дети, которые его ждали. Он меня поимел не просто за деньги, все было по-хорошему, я его очень любила! Ведь он мог вышвырнуть меня без гроша. Он был первый, но не самый худший.
Все мужики, которых я встречала после него, тоже думали лишь об одном — получить свое удовольствие. Так продолжалось неделю. Для их куриных мозгов я была слишком красивая, чтобы быть честной женщиной. Наверно, их слегка пугало, что я такая соблазнительная. Или же они видели во мне шлюху, в которую я превращалась. Ты сам как думаешь?
— Я думаю, что взгляд других — это смертоносное оружие.
— Хорошо говоришь, — с усталым видом согласилась она. — Но ты же не полюбишь девку вроде меня, правда?
— Те, кого я любил, ушли.
— Но я-то могу остаться. Мне терять нечего.
Ее слова потрясли меня. Она была искренна. Она раскрывала свою душу. И она, Мари-Лу, приносила себя в жертву.
— Я не вынес бы любви женщины, которой нечего терять. Любить — это и есть возможность терять.
— Ты просто больной, Фабио. Ты ведь несчастен, да?
— Я этим не хвастаюсь!
Мой ответ вызвал у меня смех. Не у нее. Мари-Лу смотрела на меня, и мне показалось, будто в ее глазах я вижу грусть. Я не понял, кого она жалеет — себя или меня. Ее губы припали к моим губам. От нее пахло маслом из орехов акажу.
— Пойду спать, — сказала она. — Так лучше, да?
— Так лучше, — невольно повторил я, подумав, что уже слишком поздно, чтобы заниматься с нею любовью. И это заставило меня улыбнуться.
— Ты знаешь, — сказала она, встав с дивана, — на фото я узнала одного типа. (Она подобрала с пола фотографию и ткнула пальцем в человека, сидящего рядом с Тони.) Это мой сутенер. Рауль Фарж.
— Вот это да!
Даже наилучший из диванов всегда неудобен. На нем спишь только по принуждению. Потому, что кто-то другой занимает твою постель. Я не спал на моем диване с той последней ночи, которую в доме провела Роза.
Мы разговаривали и пили до рассвета с надеждой снова спасти нашу совместную жизнь. Предметом обсуждения не была наша любовь. Дело было в ней и во мне. Скорее во мне. Я отказывался удовлетворить ее настоящее желание — иметь ребенка. Но не мог привести ей никакого убедительного довода. Просто я был пленник моей жизни.
Клара, единственная женщина, которая от меня забеременела, — правда, невольно, — сделала аборт, не сказав мне об этом. «Ты человек ненадежный», — бросила она мне в лицо. Потом. Объясняя свое решение. Слишком много внимания я уделял женщинам. Я был неверен уже в одном взгляде. Они не могли мне доверять. Я был любовник. Никогда я не стану мужем. Тем более отцом. Конечно, это и положило конец нашим отношениям. Мысленно я убил в себе отца, который, однако, всего-навсего отдыхал после обеда.