Сашенька пожал протянутую руку.
— Пушкин, Александр Сергеевич.
— Пойдемте, Alexzander, — нетерпеливо бросил Василий Львович и засеменил по коридору. Сашенька — следом.
Василий Львович заглянул в один из кабинетов:
— Здравия-с желаем-с, привел недоросля-с по вопросу прошений-с.
— Ждать, — был ответ.
Ждали у дверей долго — дядя Bazileу уселся на стул, а вот Сашеньке пришлось стоять — ноги заболели, спина, пить захотелось.
Вошли, наконец. Сашенька увидал похожего на птицу господина при золотых эполетах. Господи Боже, это же Царь!
— Мы к Ефрему Ефремовичу-с, — доложил Василий Львович.
— Ефрема Ефремовича нет, — коротко и с некоторой злобой отозвался господин в эполетах. — Я за него. Карл Аристархович.
Дядя Baziley замялся.
— Вот, Карл Аристархович, изволите видеть, племянника привел-с, так сказать. На обучение-с для службы Отечеству.
— Кто таков?
— Пушкин-с.
— Дальше.
— Александр Сергеевич.
— Экой черномазый.
— Да-с, — Василий Львович захихикал. — Правы, Карл Аристархович. Мальчишка — потомок Ганнибала, Абрама Петровича, Арапа Петра Великого.
Карл Аристархович кивнул клювом.
— Знаю, знаю.
Помолчал, ковыряя длинным ногтем плешь. Василий Львович грузно дышал.
— Фамилия-то известная, — наконец, подал голос птицеобразный.
— Известная, известная, — радостно подхватил дядя Baziley.
— Известная, — выдохнул, сам с собой соглашаясь, Карл Аристархович и понизил голос. — Вот только не видать вам Лицея.
— Как так? — вознегодовал Василий Львович.
— А вот так. Места-то раскуплены. Кое-кто деревеньку целую заложил, лишь бы сына на государево обучение устроить.
Сашенька заплакал.
— Блядь, — вырвалось у Василия Львовича, и в испуге он прикрыл рот ладонью.
— Вот именно, — согласился Карл Аристархович. — Место в Лицее тепленькое, как блядь, каждый норовит пристроиться.
Карл Аристархович с жалостью взглянул на плачущего Сашеньку.
— Разве что…
— Да? — подался вперед Василий Львович. — Говорите, не томите.
— Разве что я вам уступлю место, предназначенное для моего сынка.
— Как благородно, как возвышенно! — воскликнул дядя Baziley, вздымая руки небу.
— Но за это…
Василий Львович и Сашенька замерли.
— За это я хочу, чтобы вы выпороли меня, — покраснев, как вареный рак, признался Карл Аристархович и достал из-под стола плеть, усиленную свинцовыми вставками.