(красиво звучит!); свободные улицы и проспекты столицы; яркие флаги, свисающие с крыш зданий до самых тротуаров; свободные и чистые станции метрополитена; приветливые лица людей, даже в колбасных отделах продуктовых магазинов; продажа алкоголя до 19.00; мороженицы в белоснежных фартуках; повсеместный, веселящий общностью дефицит на все; и квас, квас из желтых, нарядных бочек по 3 копейки за пол-литровую кружку… Я не ошибаюсь… По 3 копейки!
Посещение театра – сродни празднику, и наоборот. Советские праздники – сплошь театрализованное шоу. С музыкой, маршами, портретами вождей, вермутом, портвейном, шарами, панибратством и под занавес – танцами в парках культуры и отдыха, разбросанных по всем городам и весям нашей необъятной тогда Родины. Вальсы, шейки, твисты, буги, хороводы, лезгинки, чего только не было… В общем, другое время было.
В Москву я приехал в 1982 году из города Челябинска, что на Южном Урале и на реке Миасс. Приехал один, с маленьким, чеховским чемоданчиком, полный страха, отчаяния и надежд. Приехал менять свою судьбу, а может, по велению судьбы, разбери сейчас. Я бросил Политехнический институт, кафедру механико-технологического факультета, бросил специальность – электросварку в вакууме и под водой (вдумайтесь – под водой!). Бросил отца, мать, младшего брата – спортсмена Константина, и строгую девушку Уралочку, так и не успевшую меня полюбить, – все бросил и уехал в никуда. В столицу СССР, в г. Москву. Вот так. Уехал я неожиданно и быстро. Даже для самого себя. Рассчитался в неделю из института и купил билет в Москву. Родственники сначала вообще не поверили. Отец раскричался, что я полный идиот, с пустой головой, а мать молча плакала, глядя на мои плацкартные билеты в никуда. Родственников и знакомых в Москве не было.
– Авантюрист! – кричал мне отец, когда подавленный я закрывал дверь нашей квартиры, – погибнешь под забором!
Теперь – понимаете? – ставки были сделаны очень высокие – только столица, только Москва. Только этим мог я оправдать свой немотивированный побег с Урала. Поэтому после ГИТИСа, куда я поступил от страха погибнуть под забором, я остался в Москве, у режиссера Михаила Али Хусейна, в пьесе А. Казанцева, в подвале возле театра «Современник», с большой надеждой перебраться и в сам театр. Итак – 1987 год!
В стране перестройка. В театре много экспериментального, многие режиссеры и актеры ищут и пробуют новое, то, что еще недавно категорически запрещалось. Свобода пьянила всем голову. Кругом раздавалась критика советских догм, устоев общества. Поиски правды – разной правды – эстетической, неэстетической – на сцене театров и в кино захлестнули страну. Все что-то искали; какую-то истину, какую-то суть, какую-то единственность; кто-то ее нашел, кто-то нет, так всегда бывает, но ручейками, сливающимися в реки, с театральных подмостков родины полилась, порой неоправданная, не красивая, грустная и бескультурная – театральная чернуха. Радость, боль и возбуждение владели обществом. Каждый должен был что-то сломать, в том числе и в себе. И ломали с удовольствием, заливая обломки водкой и глупой молодостью. А мы были актеры, молодые, дерзкие, жестокие и к себе, и к зрителю, и к профессии.