--------------------------------------------------
Ещё пару месяцев Фалеев кое-как продержался, а потом у него наступила жесточайшая депрессия. Он сидел целыми днями дома, вообще не выходил на улицу и не желал никого видеть. Никого! Никаких людей! Ни мужчин, ни женщин. И всё думал, думал!
Умом-то он всё понимал. Что да, это как наркотик, своего рода наркотическое опьянение, человек бессилен с ним бороться. Ну, вкололи тебе против воли лошадиную дозу героина, ну, что ты тут поделаешь? Ничего. Чистая физиология. Биохимические реакции. Просто гормоны.
Так-то оно так, но... Стоило вспомнить всех этих, потерявших не то что стыд, а… и слов даже таких нет! не женщин уже даже, в мучающихся, страдающих чисто физически кошек, беспрерывно извивающихся, выгибающих в истоме спину, задирающих призывно хвост, жалобно мяучащих!.. сучек во время течки! и ему делалось до такой степени противно и муторно на душе, что хоть в омут! Хоть волком вой! Головой об стенку бейся!
Тоска накатывала на Фалеева обычно ближе к вечеру, с наступлением темноты. Днём он ещё худо-бедно с ней справлялся, но ближе к ночи ему становилось уже совсем невмоготу.
И развивалось всё обычно по одному и тому же сценарию. Как будто кто-то невидимый раз и навсегда отныне жёстко запрограммировал сознание Фалеева, и теперь мысли его каждый вечер неслись стремительно по привычному кругу.
У меня же теперь никогда уже ни друзей, ни любимых не будет! – с нарастающим ужасом с каждым днём всё отчётливее осознавал Фалеев, и внутри у него становилось с каждым днём всё холоднее и холоднее. Словно завывал там, набирая силу, злой ледяной ветер. Выметая безжалостно, как ненужный сор, последние жалкие остатки былой веры и надежды. И любви.
Какая "любовь"! Какая "верность"! Да дайте мне любую Джульетту, и она у меня уже через секунду сосать будет! раком стоять, дрожа и повизгивая от нетерпения и хвостиком приглашающе помахивая! Как и любая другая сучка. Ей подобная. А Ромео её сам платьеце ей услужливо задерёт, трусики приспустит и ляжки любимой своей раздвинет. И будет потом стоять рядом по стойке "смирно" и хихикать подобострастно, пока я любовь его великую у него на глазах драть буду. Отречётся и от себя, и от неё, и от родной матери, лишь бы только с монахами теми снова не встречаться. ОНО!!
И так ведь любая! И любой, – Фалеев вскакивал и начинал в неописуемом волнении бегать по комнате, нервно потирая руки.
Любая!! И Татьяна Ларина, и Наташа Ростова, и Беатриче дантевская, и Лаура Петрарки. Да хоть сама Мадонна! Богоматерь. Были же у Христа братья? Были. Значит, рожала же она после Христа? Рожала! Значит, ёб её Иосиф? Значит, и её можно возбудить, блядь, и раком поставить!