Воспитательница ждёт ответа малыша, поглядывая на него с мягким укором.
— Не-е-е, — заверяет мальчик.
Антонина Валерьяновна уводит «космонавта» к медсестре. Вскоре он возвращается, весь изрисованный зелёнкой. Теперь его мордашка напоминает пятнистое яйцо чибиса.
— Олежка, а что мы скажем твоей маме? — спрашивает воспитательница.
Малыш опускает глаза. Мамы своей он, видимо, побаивается.
— Вам тоже попадёт, — отвечает он. — Она вам задаст…
Хитрит? Запугивает? Позже узнаю, что угроза имела основание: на днях доярка Мария Фёдоровна Голобородько учинила Антонине Валерьяновне в присутствии Олежки скандал за то, что другой мальчик оторвал хлястик от его новой курточки.
Олежка сознательнее мамы. Он ни в чём не упрекает воспитательницу, стыдится своего поступка: глаза затуманиваются печалью. Вот-вот из них хлынут слёзы раскаяния.
— Такие-то дела, товарищ Голобородько, — сочувствую ему.
И вдруг… резкий поворот, крик: «Землетрясение!» Олежка обрушивает всю свою неукротимую энергию на только что возведённый песочный город.
Ребятишки ревмя ревут. Они кулаками, ногами защищают своё любимое детище, а Олежку унять не удаётся. Он продолжает разрушать то, что сделали другие.
— Дельфи-и-ин!
Мальчик ударяет ногой в пластмассовую игрушку. Хруст — и дельфин с проломленным черепом лежит среди разбросанных «Москвичей», «Волг», самосвалов.
— Что ты натворил?!
Озорника наконец утихомирили, и он заплакал. Пристыжённый, обмякший. Гляжу на него и невольно сравниваю с проколотой камерой футбольного мяча.
— А простят?
— Ладно, — берёт его за руку Маринка. — У меня дома тоже есть дельфин, принесу, — добавляет она.
— Откуда у Олежки такие задатки? — спрашиваю Антонину Валерьяновну, когда дети укладываются спать.
— В отца весь, — объясняет его мать, Мария Фёдоровна. — Неугомонный, нервный, разойдётся — всё, что попадётся под руки, бьёт. Посуду, стулья…
«Ах, да! — соглашаюсь. — О Максиме Голобородько кто-то из сулумиевцев сказал: «Это слон в посудной лавке».
— И тем не менее будь в моей группе все такие, как Олежка, я была б довольна, — замечает спокойным голосом Антонина Валерьяновна.
— Ну да! Недоставало…
— Правда, правда. Я серьёзно.
Один характер или тридцать четыре… Как быть с Леночкой, привыкшей к тому, чтобы её кормили из ложечки? Что делать с замкнутым и всегда насупленным Витей? Попробуй узнать, что у него на уме…
— У вас собрались самые трудные дети.
— Да что вы! — восклицает Демченко. — Прекрасные дети. Чем, скажите, плох Голобородько? — заливается она смехом. — Смышлёный, развитой, большой фантазёр. Когда подрастёт, эта неуёмная энергия пойдёт ему на пользу. Сомневаетесь?