— Проклятые воры. — Чарльз Вейл смял записку в комок и швырнул в другой конец комнаты.
— Нам нужно как можно скорее собрать деньги. Но никто не должен знать, зачем они нам. — Гизелла взглянула на Хэллорана. — Ты должен позаботиться о том, чтобы ни один из слуг не проболтался.
— Может быть, мне позвонить в полицию?
— Ты читал записку? Никакой полиции, — сказала она.
Чарльз рванулся к письменному столу, но запнулся. Он потянулся к телефону. Гизелла схватила аппарат первой и отодвинула его.
— Кому ты собираешься звонить?
— Алекс, — пробормотал он. — Мне нужно позвонить Александре. Уж она-то знает, что надо делать.
— Нет, — отрезала Гизелла. — мы не будем звонить Алекс. Мы не будем звонить никому. Я не хочу рисковать жизнью своего ребенка из-за того, что ты не мужчина и не можешь шагу ступить без разрешения своей старшей сестры.
Лицо Чарльза сморщилось, будто он получил пощечину.
— Извини, — сразу же сказала Гизелла. — Я расстроена, Чарльз. Я не хотела. Но ты должен помнить, что в записке сказано не говорить никому. Никому.
— В таком случае, дражайшая женушка, как я, по-твоему, раздобуду деньги?
— У нас есть деньги.
— Не такая сумма. И не наличными.
— А в банке?
— А под какое обеспечение?
— Они дадут деньги, если Тру поручится.
— Ах да, герой войны! Я все ждал, когда же в разговоре всплывет его имя. Мне следовало бы понять, что герою войны рассказать об этом можно и нужно, а Алекс — нельзя. Конечно же, только не Александре. Ты всегда ненавидела ее, не так ли? — Голос хозяина звенел, как у капризного ребенка. — И все потому, что она любит меня так, как не любит никто.
— Чарльз, прошу тебя, не надо! — крикнула она. — Речь идет о нашем сыне. О нашем малыше. Мы не должны тратить время на посторонние разговоры.
Он, неуверенно держась на ногах, наклонился к ней и похлопал по руке.
— Ты, конечно, права. Не забивай этим свою хорошенькую головку. — Он пошел вон из комнаты.
Гизелла отправилась за ним следом и, увидев, что он начал подниматься по лестнице, окликнула его:
— Чарльз! Что ты собираешься делать?
— Что за вопрос? Разве ты не видишь, что я поднимаюсь наверх, дорогая?
— А как же деньги?
— Я сначала вздремну, потом приму душ, сменю белье и буду в банке к открытию. — Чарльз взглянул на часы. — Через восемь часов. Ты ведь разбудишь меня, не так ли?
Хэллоран почувствовал приступ дикой ярости, но сдержал себя, разжал кулаки и посмотрел на хозяйку.
— Ему не помешает вздремнуть. И если мы хотим, чтобы об этом никто не узнал, не стоит поднимать среди ночи с постели управляющего банком.
— Я все понимаю, — сказала побледневшая, как смерть, Гизелла.