Подъезд пуст и гулок. Лифт отсутствует. Я задираю голову и вздыхаю: шестой этаж далек, как вершина Монблана. Неужели восхождение окажется бесплодным?
Адреса, полученные в квартирном бюро, — те из них, по которым я побывал, — принесли одни разочарования. Легче найти “Кохинор” на полу трамвая, нежели комнату в перенаселенном Берлине. И все-таки я добросовестно звонил в двери и задавал вопросы, истратив на это полтора дня из двух, полученных от управляющего конторой господина фон Арвида для устройства личных дел. В этом был свой смысл, и я не очень огорчался.
Прошлым вечером, устраиваясь на ночлег в конторе, я подумал, что в конечном счете все идет не так уж плохо и, если фон Арвид согласится, я готов спать на диване сколько потребуется. Правда, Тиргартен и Моабит далеко от Данцигерштрассе, но с этим неудобством можно примириться. Да и не так уж часто мне нужно ездить туда — дважды в неделю. Тиргартен и Моабит — парк и киоск у тюрьмы; вторник и пятница…
Шестиэтажный Монблан я одолеваю не спеша, отдыхая на площадках. Мне некуда торопиться: еще один адрес — и конец поискам. Магда убеждена, что господин капитан Бахман пробудет в Берлине не дольше недели, а следовательно, все скоро образуется. Или нет?
Я разглядываю двери и стараюсь забыть о существовании будущего. В теплой тишине лестничных маршей я чувствую себя защищенным от внешнего мира, а состояние покоя — такая редкость в моем бытии, что им надо дорожить. Очень, очень дорожить.
Думая об этом, я прижимаю пальцем кнопку электрического звонка под табличкой “Арнольд Штейнер, доктор медицины”, и, услышав позвякивание снимаемой цепочки, касаюсь пальцами шляпы.
Коричневая форма и пара сонных глаз — иллюзия покоя тает, уступая место желанию быстренько извиниться и уйти.
— Хайль Гитлер! В квартирном бюро мне дали ваш адрес…
— Мой адрес? Вы уверены?
Вместо ответа протягиваю направление и соображаю, что произошла ошибка…
— Доктор Штейнер? Он умер. Больше месяца назад.
— Ах вот оно что. Примите мои соболезнования.
— Да нет, я не родственник… У вас что, семья?
Голос вполне дружелюбный, как, впрочем, и взгляд. Судя по листьям в петлицах, новый владелец квартиры — блоклейтер[1].
— Я один как перст.
— Член партии?
— Само собой… С сорок первого.
Мои документы в порядке и биография безупречна, поэтому я не испытываю особого трепета, разговаривая с квартальным полубогом. Скорее наоборот, волноваться надо ему: принцип фюрерства обязывает блоклейтера протянуть руку помощи рядовому члену НСДАП, и я догадываюсь, что в данную минуту он прикидывает, как бы половчее отделаться от партейгеноссе, претендующего на место в квартире.